— К концу лета и дача, и баня были достроены. Отчим предложил опробовать баню, но мама отказалась, опасаясь пока за свое здоровье, и Олег взял с собой меня. Там все и произошло… Мне тогда было почти двенадцать лет, не скажу, чтобы я совсем ничего не понимал… Одно могу утверждать – никакого насилия с его стороны не было. Если бы я стал сопротивляться или просто сбежал, то, скорей всего, ничего бы не… Мною, наверное, двигало любопытство…

Меньшиков отвернулся от Светланы.

— Света, ты понимаешь, мне это понравилось!!! Другие после такого вены режут, таблетки глотают, а я… — Сашка вскочил со скамейки и тут же почти упал на нее. — Это стало повторяться регулярно, а через пару лет, когда я стал старше и… Я знаю, что не я один… — он замолчал, густо покраснел, снова вскочил на ноги и вдруг встретился глазами со Светланой.

Ему показалось на какой-то миг, что слушает его женщина намного старше Светы, может, даже старше его матери, и смотрит на него глазами, в которых отражается мудрость многих десятков прожитых лет. Сашка смахнул пот со лба. Нет, померещилось. На скамейке сидела Светлана, молодая, цветущая, затянутая, несмотря на жару, в свой обычный строгий костюм. Сашка сел прямо на землю около ее ног. Он вдруг почувствовал невозможным для себя сидеть рядом с девушкой.

— Через несколько лет, когда я учился в девятом классе, отчим умер от инфаркта. Мгновенно. Как говорят: «Упал и умер». Это было на работе, вызвали «Скорую», она приехала очень быстро, но врачи не смогли ничего сделать, — Сашка вопросительно посмотрел на Светлану. — Считается, что такая легкая смерть бывает только у хороших людей, — он вцепился себе в волосы, взлохматил их. — Я до сих пор не могу разобраться, каким же он был на самом деле. Я любил отчима, по-настоящему любил, звал его папой; он был очень добрым, маму обожал, обо мне и сестре заботился так, как не каждый заботится о родных детях, и в то же время… Я не держу на него зла, наоборот, всегда вспоминаю его с теплым чувством, вот только… Сначала я не думал об этом, а потом начал бояться, не сделал ли он что со Светкой. Попытался ее осторожно расспросить, но ничего не добился. Не знаю, то ли она не поняла, о чем я ее спрашивал, то ли ничего не было. Маме, конечно же, я ничего не сказал, потому что знал, что это ее убило бы, не морально, как развод с отцом, а физически. Смерть отчима она пережила очень тяжело, пожалуй, даже тяжелее, чем потерю ребенка…

После окончания школы Сашка поступил в пожарное училище. С одной стороны – казенное содержание и бесплатное образование – матери не нужно было снова устраиваться на работу на две ставки. С другой стороны – училище здесь же, в городе, дома побывать не проблема, и в армию уже не заберут. Надежда Николаевна предпочла бы видеть сына врачом, видя в нем задатки к этой профессии, но в конце концов согласилась с его доводами.

— На втором курсе я попал в больницу с аппендицитом. Там встретил Олега – опять Олега! — который лежал после такой же операции. Не знаю, как он догадался, что я… такой же, как он. Его я никогда бы не заподозрил – нормальный мужик тридцати пяти лет, холостой, правда, так это не показатель. Еще там, в больнице, мы стали… — Сашка запнулся, — интимными партнерами… не знаю, как по-другому сказать… Больше года мы встречались, как только я получал увольнительную, а на каникулах жил у него по несколько дней. Маме говорил, что уезжал к друзьям, которых у меня не было, однокурсникам врал напропалую о том, что у меня есть девчонка с хатой, которая готова потрахаться всегда, везде и как угодно. Кое-кто завидовал. А на самом деле… С Олегом мне было хорошо, ему со мной тоже. Мы оба это чувствовали. — Меньшиков отвернулся, чтобы девушка не видела его лица. — Ты можешь себе представить, как двое утром просыпаются в одной кровати, где спали в обнимку, и начинают заниматься сексом с тем же пылом, что и накануне вечером? Двое мужчин… Он меня многому такому научил, что отчиму, мне кажется, просто не могло прийти в голову… — У Сашки покраснела даже шея. — Света, я рассказываю тебе все, как оно было, но неужели тебе не противно это слушать?

Светлана положила руку ему на плечо.

— Саня, рассказывай все, — и спросила: — Ты не против, что я тебя так называю?

— Нет, — Меньшиков помотал головой и вдруг робко улыбнулся. — Меня так мама зовет.

Через полтора года Олег объявил Сашке, что собирается жениться. У него был свой бизнес – сеть компьютерных магазинов – и для дальнейшего его развития Олег решил, что ему нужен имидж солидного человека и примерного семьянина.

— Я видел, что ему очень плохо. Брак был чисто по расчету, к будущей жене он никаких чувств не испытывал, но не хотел ей изменять ни с кем, даже со мной. Ему было тяжелее, чем мне. Я все-таки считал наши отношения чем-то не совсем нормальным, а он, в принципе, не хотел ничего другого. Да и относился Олег ко мне, зачастую, по-отцовски, несмотря на не очень большую разницу в возрасте, все время пытался делать какие-то подарки и очень обижался, когда я отказывался. Мне казалось, что тогда наши отношения превратятся… Короче, я не хотел стать проституткой.

— Саня, ну ты и сказал!

— Сказал то, что думал! — Меньшиков снова вскочил и заходил взад-вперед перед Светланой. — Именно у Олега родилась идея о службе спасения, о нашем институте, мне этот вариант в голову не приходил. Больше мы с ним никогда не встречались и даже ни разу не разговаривали по телефону. Я заставил себя не думать о нем и обо всех этих делах, да и некогда было – последний курс в училище, экзамены, потом в отряд взяли на годичную стажировку. В сентябре аттестация, будут решать окончательно, гожусь в спасатели или нет. Все было нормально, я надеялся, что все прошло и никогда не вернется, я даже всерьез пытался знакомиться с девушками, но только до той поры, пока Худяков не начал работать с нашей группой. Я увидел его в душе… и девушки перестали меня интересовать. — Сашка опять уселся на землю. — Ты понимаешь, мне постоянно хотелось, чтобы он обнял меня, — Меньшиков горько усмехнулся, — не думай, больше ничего, но это превратилось в навязчивую идею, с которой я с трудом, но справлялся, а когда Олег стал ходить на наши тренировки, и затем ты объединила нас в пару для своих занятий, я испугался, что не смогу сдержаться, чем-то себя выдам и все выплывет наружу.

— И ты совсем перестал ходить на занятия, даже на групповые, — Света сказала это без осуждения, просто констатировала факт. — Тут моя вина, но, ты знаешь, Саня, я не почувствовала в тебе ничего, что указывало бы на твою, как ты говоришь, ориентацию. Хотя, признаюсь, я с таким не сталкивалась никогда, но тем не менее мне кажется, что здесь не все так однозначно.

— Если бы только в этом было дело! Все гораздо хуже! — Сашка в полном отчаянии поднял глаза на Светлану. — Около нашей дачи есть озеро, там чистая вода, хороший пляж – народу всегда много, не только местных, но и из города приезжают. Мы тоже туда ходим постоянно. Мама недавно пожаловалась, что поругалась со Светкой – ей уже пятнадцать лет – из-за нового купальника. Мама посчитала, что он слишком откровенный, не стоит в таком ходить на пляж, тем более одной, на что Светка обозвала маму ничего не соображающей древней старухой, короче, довела ее почти до сердечного приступа. Я на сестру, конечно, разозлился, но не придавал этому особого значения, пока сам на днях не увидел этот купальник. Я не ханжа и не считаю, что юбка не должна быть выше колен, не в прямом смысле, конечно, но это, действительно, через край. Светка уже давно «оформилась», в башке – одни только мальчики, учится кое-как, но не в том дело. Купальник этот прикрывает, как бы сказать помягче, то, что уже несущественно. Задница вся голая, только несколько ленточек толщиною в палец, остальное – лоскутки ненамного шире. Набросила на себя прозрачный платок и собралась в таком виде через весь поселок пойти на озеро. Я на нее набросился, сказал, что не выпущу из дома. Она стала огрызаться, и мы страшно поскандалили. Я ей много чего припомнил, в том числе пригрозил выяснить, до какой степени доходят ее отношения с мальчиками, а купальник этот дурацкий с нее просто сорвал, повалив на диван, как она ни сопротивлялась, даже укусила меня.

Сашка сделал паузу, затем почти шепотом признался:

— Светлана, извини, я не знаю, как сказать по-другому, но меня вся эта возня, сестра, пытавшаяся закрыться от меня диванной подушкой, возбудили до такой степени, что она это заметила, испугалась, решив, наверное, что я собрался ее изнасиловать, и начала дико орать. Я швырнул ей халат, велел заткнуться, а сам до ночи шатался по лесу и пытался придти в себя. — Меньшикова просто трясло, но он продолжил: — Я теперь боюсь самого себя. Я что, получается, маньяк? Патологический извращенец? Новый Чикатило? Смогу быть с женщиной только после насилия над ней? Нормальной жизнью мне не жить?! Не иметь ни семьи, ни детей?! Что делать? Уйти в монастырь? Повеситься? Я ведь не такой, как все, я изгой, у меня никогда не было и не будет друзей, я не нужен никому, кроме таких же… А я не хочу! Если здесь кто-то узнает, что я из себя представляю… Я лучше сам… — он не договорил.

Парня уже не трясло, а колотило, глаза переполнились отчаянной тоской. Он отвернулся от Светланы, положил руки на колени и замолчал. Весь вид Меньшикова до боли напомнили ей Врубелевского сидящего Демона, картину, которая всегда производила на нее сильнейшее впечатление. Девушка была растеряна – Саша столько лет носил в себе такую муку, не делясь ни с кем, а сегодня рассказал ей о том, что терзало его столько времени, обвинил себя во всех грехах, а она толком не представляла, как ему помочь, как не сделать хуже. Света никогда бы не подумала, что в душе Меньшикова кипят такие страсти, он, на первый взгляд, выглядел довольно поверхностным существом, не интересующимся чем-либо, кроме компьютерных игр, автомобилей и пошлых анекдотов. С ним иногда бывало сложно и даже не слишком приятно общаться, но все-таки ей всегда казалось, что нет в этом парне той червоточины, из которой впоследствии разрастается черная гниль, губящая все.