– А почему они.... такие треугольные, а у пастуха две головы?

– Я их такими вижу, - и снисходительный взгляд.

– И трава ...

– Её я тоже вижу такой.

– То есть трава красная?

– Почему красная?
– художник смотрел на него как на маленького ребенка, спросившего очевидную глупость.
– Трава зеленая.

– Значит, это зеленый?
– мужчина ткнул в особо неприятное на вид пятно, напоминающее раздавленного человека.

– Это - красный.

– Но трава же зеленая!
– он уже ничего не понимал.

– Да, но это красный.

– Но почему?!

– Я же сказал. Я её такой вижу.

– То есть ты знаешь, что трава зеленая, но видишь ты её красной?

– О, боже. Еще один критик...
– художник поморщился и, отвернувшись, стал протирать и укладывать в чемоданчик кисти.

Мужчина посмотрел на это действо, посмотрел на картину, на овечек, и неожиданно для себя выдал:

– Продай мне эту картину.

– Я не продаю свои картины, - гордо ответил непризнанный гений.

– Тогда подари.

– Так понравилось?
– художник зарделся.

– Очень, - не покривил душой мужчина.

Три часа спустя. Таверна "Пьяный домовой".

– И никто, ты понимаешь, никто не понимает. Даже родная сестра. Они все...эх... А ты понял. Ты теперь мой друг!
– художник, который представился Элофорием, а по-простому Эль, обнял собеседника за шею и стукнулся с ним лбом. Видно, от возникшей большой и братской любви.

– Сушай, а у тебя еще такие картины есть? Я в каждой комнате повешу. И советникам подарю. Пусть любят ... современное искусство, - мужчина, представившийся Декстером, был не трезвее художника.

– Скока хошь, друг. Я для тебя нарисую. Прям сейчас встану и нарисую...
– но попытка подняться на ноги успехом не увенчалась.

– Нарисуй. Это...это..эх...
– мужчина махнул рукой, не в силах описать возникшее при лицезрении картины чувство. Произведение, повлекшее возникновение пламенной дружбы, стояло тут же, повернутое красочной стороной к стене. По просьбе трактирщика. Люди боялись при ЭТОМ находиться в зале.
– Только я сейчас не могу. Вообще не могу. Мне ехать надо...

– Куда? Брось ты все. Хочешь, я тебя рисовать научу? Не хуже меня бушь...

Такая перспектива Декстера вдохновила, но...

– Не могу. Мне девушку спасать надо.

– Девушку? Девушка - это святое. От кого спасать будем?
– сразу причислил себя к спасателям Эль.

– От Тенебрара Вигоре.

– От кого?!
– подавился самогоном художник.

– Король мира Шейнтия. Слышал про такой?

– Как не слышать...
– он начинал резко трезветь.
– И что за девушка? Возлюбленная?

– Если бы...
– Декстер скривился.
– Мэлвин Камелопордалис. Я ее и видеть ни разу не видел.

– Тогда зачем?
– все еще пьяный Декстер не замечал абсолютно трезвого и внимательного взгляда собеседника.

– Она дочь короля соседнего государства и невеста нашего. И если я не приеду, ее пришлют по кусочкам.

– Откуда это известно?

– Письмо пришло, - мужчина с тоской смотрел в опустевшую кружку.

– Когда и где надо быть?

– Завтра, в полдень. На Заячьей пустоши.

– Понятно. Значит, завтра я еду с тобой.

– Не получится. Оговорено, что могу проехать только я и один слуга со мной.

– Не вижу проблемы, - парень жестко ухмыльнулся.
– А теперь спи. Утром обсудим.

Декстер тут же упал на стол. Художник повелительно махнул охранникам мужчины, и те беспрекословно отнесли хозяина наверх в его комнату.

– Что-то я от жизни отстал. Посмотрим, что люди пишут, - и художник достал магический планшет.

Полдень следующего дня. Заячья пустошь.

На лугу расположились четверо мужчин. Один высокий статный, с бородкой и усами. Наш старый знакомый Декстер. В отдалении два его охранника. Кроме них был ещё четвертый. Он совсем не напоминал гениального художника, с которым вчера была распита не одна бутыль самогона. Среднего роста, темно-рыжий, на лице россыпь золотистых конопушек. Волосы забраны в длинный, свивающийся на концах в колечки, хвост.