Поначалу архивестница добилась выдающегося успеха. Она представляла в основном женщин, оставшихся без средств после смерти отца, мужа, старшего брата: прежде ни в чем не знавшие нужды, они вдруг оказывались в постыдной нищете. Архивестница даже пыталась изменить хитросплетения законности Города, чтобы таким женщинам было полегче. Вот тут у нее почти ничего не вышло, хотя… вода, как говорится, камень точит. Кое-что все-таки получилось. На некоторое время суды с ее участием составили своего рода моду.

Однако потом архивестница перешла допустимые границы. Она согласилась выступить на уголовном процессе, о котором говорил весь Город. Бартелл до сих пор не забыл того разбирательства. И ведь эта женщина его выиграла… некоторым образом.

А потом исчезла во второй раз.

И равнодушный мир снова позабыл ее имя.

– Собирай вещи, – сказал Бартелл дочери. – Мы уходим с рассветом. – Потом нахмурился, вспомнив о слуге, и спросил: – А где Обтрепа?

Эмли возилась в своей крохотной спаленке, при свечах собирая пожитки для бегства. Она уже сложила в дорожную сумку два платья, крепкие зимние башмаки, толстые носки и панталоны. Еще надо было взять теплую накидку, но ее она, пожалуй, наденет поутру, если будет холодно. Следом в холщовую сумку полетела горстка дешевеньких украшений, купленных в рыночных ларьках: деревянные браслеты, бусы из раскрашенной глины. Эмли перевела дух и обратилась мыслями к каждодневным нуждам. Что им может понадобиться в дороге?

Спустившись на кухню, она запаслась свечами и мылом.

Вновь поднявшись в спальню, она обнаружила, что по щекам текут слезы. Эмли торопливо притворила дверь. Она совсем не хотела, чтобы Бартелл застал ее плачущей.

Одетая в старое коричневое платье, она улеглась на кровать и уставилась в потолок. О том, чтобы спать, не было и речи. Оставалось только лежать, дожидаясь рассвета. Вот бы знать, где они заночуют назавтра? Услышанное нынче вечером так и вертелось в голове. Эмли вспоминала слово за словом, силилась разобраться, что-то понять.

Что бы там ни думал отец, она покидала Стеклянный дом без особого сожаления. Здесь она позволила себе быть счастливой, но в глубине души все время знала, что счастье долго не продлится. Вся ее жизнь была сплошным бегством; следовало сказать спасибо за четыре года, проведенные здесь. Самое главное – единственное, что имело значение! – это безопасность Бартелла. Бартелла? Та старая женщина, архивестница, называла его Шаскарой. Значит, вот каково его настоящее имя?

Решив в последний раз зайти в мастерскую, Эм поднялась с постели. Может, там тоже найдется что-то небесполезное для жизни в бегах. Она подняла тяжелые щипцы, которыми обкусывала свинцовые переплеты… узкий резачок для бумаги… То и другое можно использовать как оружие. Потом она подошла к северному окну, открыла его и посмотрела вниз, в переулок. Там царила сплошная тьма. Нигде никакого движения. Она различила отдаленные голоса, приглушенный смех… уханье совы, рокот тележных колес… Была, наверное, уже середина ночи; посещение архивестницы намного задержало их обычный отход ко сну. Весь Линдо, наверное, сейчас крепко спал.

Чуть дальше по переулку на мостовую падал свет из нескольких окон.

«Кто мог там бодрствовать?» – подумала Эмли. Рабочие ранней утренней смены? Неугомонные проститутки? В полосе света возник человеческий силуэт и сразу вновь исчез в темноте. Сердце девушки заколотилось быстрее. Вот человек снова появился, а потом исчез. Это был мужчина, опиравшийся на костыль. Он медленно и с трудом тащился в направлении Стеклянного дома. Очередное окно мерцало на некотором расстоянии. Эм терпеливо ждала. Но вот человек вновь вышел на свет, и все сомнения отпали, потому что здесь он обессиленно прислонился к стене. Он не мог идти дальше, он едва стоял, побитый, согнутый…

Это был Обтрепа.

Несколькими часами раньше он снизу вверх разглядывал купеческий дом, твердо вознамерившись не уйти с пустыми руками. Не после стольких трудов, которых стоила ему дорога сюда. Он знал, что у него едва достанет сил для обратного пути, и очень боялся пересекать Город в ночи… Но и поражения признавать не хотел.

Он напился из фонтана, после чего уселся на дальнем краю, где его не было видно из окон, и прислонился спиной к теплой каменной стенке.

Юноша пытался сосредоточиться на своем нынешнем затруднении, но его мысли упрямо обращались к Эмли. День, когда он ее впервые увидел, поистине стал первым днем его жизни. Здесь, в Линдо, обиталище запутавшегося и обездоленного люда, среди нищих, уродов и калек она показалась ему существом из детских сказок, девушкой с луны, которая ночами покидала свой небесный дворец и бродила среди бедняков, раздавая детям подарки. Темноволосая Эмли была легконога и проворна, как птичка, она была сильна и грациозна, точно призрачно-белые кошки, резвившиеся на крышах. Ее тонкие пальчики обладали удивительной ловкостью, а счастливейшими днями в жизни Обтрепы были те, когда его звали наверх и просили помочь ей сопрягать стеклянные лепестки свинцовыми переплетами. А еще она была самым добрым созданием из всех, кого он в своей несчастной жизни встречал.