– Франция осталась позади, – отрезал Мортон.

Восторженные крики и восклицания у открытых клеток со львами привлекли их внимание.

– Вы должны признать, что она придает Шотландии определенный блеск, – сказал Мейтленд.

– Шотландские львы, – буркнул лорд Джеймс. – Они символизирует власть, а не только внешнюю привлекательность.

– Если она стремится к власти, то должна выбрать жениха, который удовлетворит королеву Елизавету, – задумчиво сказал Мейтленд.

Год спустя Мария – по-прежнему незамужняя и одинокая – лежала в постели. Она подхватила жестокую простуду с сильной ломотой в ногах и спине. Ее так лихорадило, что она была погребена под грудой одеял, хотя на дворе снова стоял теплый май. Она приказала затопить камин, и мадам Райе с Бургойном подчинились, несмотря на то что жара заставляла обоих неутомимых опекунов истекать потом. Мария стучала зубами; ее легкие были в огне, и она заходилась от приступов сухого кашля.

Все произошло совершенно неожиданно, когда она работала над депешами вместе с Риччио, который получил повышение и стал секретарем ее французской корреспонденции, составлявшей большую часть ее переписки. Резкий приступ головной боли, накативший жар и головокружение…

– Мне нужно немного отдохнуть, – сказала она и нетвердой походкой направилась в спальню. – Я чуть-чуть полежу и вернусь.

Час спустя, когда Риччио заглянул в спальню, он увидел королеву спящей, но стонущей во сне. Приложив ладонь к ее горячему лбу, он позвал Бургойна.

В следующие несколько часов ее состояние ухудшилось, что озадачило Бургойна, но потом он сказал:

– Я знаю, что это такое. Это «новое знакомство» – болезнь, получившая такое название из-за того, что она очень заразна и быстро передается от одного человека к другому. Я слышал о ней, но еще никогда не видел ее.

– Вы имеете в виду la influenza? – спросил Риччио. – Болезнь, которая приходит под влиянием звезд?

– Разве звезды служат ее причиной? Я слышал, что она недавно свирепствовала в Италии. Мне сказали, что она продвигается на север…

– Прошу вас, не вините Италию! – со смехом воскликнул Риччио. – И меня тоже – не я принес ее сюда.

– Разумеется, я ни в чем вас не виню, – сказал Бургойн. – Что за абсурдное предположение! Неужели вы думаете, что все вращается вокруг вас?

– Я так не думаю, в отличие от других. В наши дни во всем винят Риччио: в высоких ценах на зерно, в засухе и в равнодушии королевы к Роберту Дадли.

– Вы преувеличиваете, – сказал Бургойн. Но в словах итальянца была доля истины.

– Нет, это лорды преувеличивают. Они чрезмерно раздувают мое влияние – мою influenza – на королеву. Ха!

Мария застонала, и оба сразу же устремились к ней.

– Мне очень жаль, Риччио… не могу закончить письма… вы это сделаете…

Ее глаза снова закрылись. Риччио вздохнул.

– Это обычная рутина, – заверил он Бургойна. – Письмо с соболезнованиями Екатерине Медичи в пятую годовщину ее вдовства и запрос послу Ее Величества в Париже, архиепископу Битону. Я могу позаботиться об этом.

Мария слышала их разговор, словно с большого расстояния, и голоса эхом отдавались в колодце ее головы. Ее виски пульсировали болью. Она была так слаба, что едва могла поднять руку и разгладить покрывало, а ее тело превратилось в ноющую рану. Она спала, но сны были гнетущими и бесформенными, а в полудреме ее мысли метались в разные стороны, как скачущие в панике животные:

«Дадли. Роберт Дадли, фаворит Елизаветы…Должна ли выйти за него, как она говорит? Она хочет, чтобы я вышла за ее подданного, и намекает, что если я это сделаю, то она признает меня своей наследницей.

Но сделает ли она это? Что, если я выйду за него, а она все равно откажется назвать мое имя?

Что ж, тогда я буду лежать в постели с мастером Робертом. С главным конюшим, с Робином из Кэнмор-Плейс, Кэнмор-Плейс, Кэнмор-Плейс…»

– Попейте. – К ее губам поднесли чашку, и она почувствовала, как жидкость стекает по ее подбородку. Она не могла глотать.

«В постели с Робертом, Робертом, Робертом… Будет ли это?»

Мария пролежала пять дней, потея, кашляя и временами приходя в сознание, а потом теряя его. Потом она внезапно почувствовала себя лучше. Она ощущала, как болезнь отступает и разжимает свою хватку. Она попробовала сесть, но обнаружила, что ей не хватает сил. В следующее мгновение мадам Райе оказалась рядом с ней:

– О, моя дорогая, не надо напрягаться. Вам лучше? Вы проголодались?

– Нет, – сказал Бургойн, остановив ее руку. – Сначала жидкость, потом твердая пища. – Он приподнял веко Марии и осмотрел изнанку, а потом заставил ее открыть рот и заглянул внутрь. – Еда будет слишком грубой для ее воспаленного горла; нужно подождать еще несколько дней.