– Действительно, у нее нет законных родственников в Шотландии, – произнес Мейтленд, возвращая разговор в первоначальное русло. – Ее ближайшие родственники – это Гизы во Франции, королева Елизавета в Англии, а также леди Маргарет Дуглас и ее мальчишка Дарнли. Они тоже в Англии. Здесь у нее никого нет.

Он по-прежнему внутренне улыбался лестному замечанию Мортона о Макиавелли.

– Вижу, вы уже все продумали, – тихо сказал лорд Джеймс, который все еще сердился за то, что его включили в «массу бастардов».

– Разумеется. Я даже сочинил первый параграф нашего письма к ней. Разрешите показать? – Мейтленд открыл папку, достал лист бумаги и протянул лорду Джеймсу.

Пока Джеймс читал документ, Эрскин покачал головой:

– Я знаю ее с детства, и мой отец был ее лордом-протектором.

– Вы можете продолжить семейную традицию, – предложил Мейтленд. – В конце концов – это ваша наследственная должность, не так ли?

– Хотя Мария больше не ребенок, ей понадобится лорд-протектор. Ее нельзя просто привезти в Шотландию и оставить на волю судьбы.

– Я не смогу защитить ее от Нокса, – признался Эрскин. – Он похож на хищного волка, готового напасть на нее.

– Я разрешу ей проводить мессу, если она будет настаивать, – внезапно заявил лорд Джеймс.

– Тогда нам придется защищать вас от Нокса, – сказал Мейтленд. – Как вам известно, теперь месса незаконна и карается смертью.

Парламент только что утвердил этот закон, ознаменовавший вершину протестантской революции.

– Законы никогда не беспокоили и не будут беспокоить королей и королев, – возразил Мортон. – Супружеская измена незаконна, но Яков Пятый не обращал на это внимания.

– Для мастера Нокса месса хуже супружеской измены.

– Тогда мастер Нокс идиот. – Никто не улыбнулся шокирующим словам Эрскина. – Думаю, в конечном счете он вообще не хочет иметь ни короля, ни королевы.

– Страна не может существовать без монарха, – сказал лорд Джеймс. – Так не бывает.

– Кроме тех случаев, когда король еще ребенок. Тогда кто-то должен править от его имени.

– Регент или король – это одно и то же.

– В Шотландии уже шесть поколений не было прямого наследования трона взрослым монархом. У нас накопилось достаточно опыта для самостоятельного управления страной. Именно королева сейчас будет новшеством для нас.

– Причем таким новшеством, к которому трудно привыкнуть, – заметил Мейтленд. – От привычки к свободе нелегко отказаться. – Он откашлялся. – Давайте согласимся: королева Шотландии должна вернуться и занять свой трон. Но она должна подчиниться нашему совету и чтить нашу религию. У нее не должно возникнуть мысли о повторном насаждении католицизма, как это сделала Мария Тюдор в Англии.

– Возможно, она пойдет другим путем, – внезапно предположил Эрскин. – Она молода и не видела ничего иного, кроме католической религии. Если она приедет сюда и узрит истину…

– Пожалуй, Нокс сможет обратить ее в истинную веру! – со смехом воскликнул Мортон.

– Существует опасность превратить дело в шутку, – с тревогой заметил Мейтленд. Его товарищи казались слишком веселыми и легкомысленными. – Джентльмены! – Он повысил голос и хлопнул ладонью по столу. – Мы говорим о вашей королеве! Помните, мы нуждаемся в ней, нуждались в ней с тех пор, как умер король, оставивший нас без сюзерена, и должны быть благодарны судьбе за то, что у нас есть замена.

– Судьбе? – Мортон снова закатил глаза и стал похожим на мастифа. – Это был Бог.

– О да. И лорды Конгрегации должны довериться Его воле.

– Разумеется, – спокойно ответил Мейтленд.

– Мы отправим письмо, – сказал лорд Джеймс. – И я лично последую за ним, если мы не получим скорого ответа. У нас остается мало времени.

Май пришел во Францию как языческий дух, приветствуемый цветами, распускавшимися на лугах и вдоль речных берегов. Весна открыла свою шкатулку и выпустила на волю цветочные ароматы с теплыми ветрами. Ее белые одежды угадывались в пене ручьев и в стайках облаков, проносившихся в ярко-синем небе.

Мария, тоже одетая в белое, ехала по сельской местности, одушевленной прикосновением весны. Оставив Париж позади, она в полной мере ощутила, как непреодолимое течение жизни уносит в прошлое мертвого Франциска. В запертых дворцовых покоях время могло застывать на месте, но здесь, под открытым небом, все было по-другому. Когда умер Франциск, землю словно сковало льдом; теперь повсюду можно было видеть молодую траву, фиалки и ландыши.

Она чувствовала себя совершенно отрешенной от весенних зрелищ, как будто ее белое траурное платье и вуаль воздвигли преграду, через которую ничто не могло проникнуть – ни новые надежды, ни простые радости. Но она делала то, что нужно было сделать, и следовала на коронацию Шарля, младшего брата Франциска, в прекрасный Реймский собор, где менее двух лет назад короновали самого Франциска.