– В связи с чем? – спросил Скорик.

– Мы ей уплотнители делали. Нестандартные. Не понравились, вроде жесткие получились, не эластичные.

– Накануне, в понедельник, Кубракова лично вам звонила?

– Нет, директору. А потом уж, когда прибыла, мы и занимались делом.

– Одна она была?

– Да вроде одна. Случалось, кого-нибудь из подчиненных присылала. А когда что-нибудь важное или срочное, сама наведывалась.

– Сколько же вы с нею общались?

– Во вторник после обеда, так, часов с двух до четырех.

– А на следующий день, в среду?

– Нет. Во вторник мы с нею все решили.

– Значит вы считаете, что утонувшая женщина безусловно Кубракова?

– Что значит "считаю"? – он развел руками, как бы опешив от нелепости вопроса. – Я достаточно хорошо ее знал! Да и кофта на ней вязанная та же, что и во вторник была!

Они умолкли. Скорик думал, о чем бы надо еще спросить. Хозяин кабинета деликатно молчал, он уже догадывался, что дело у него заберут в область и в душе был рад этому…

Войцеховский ждал: приближалось время встречи с директором завода Омеляном, а Скорика все не было. К Омеляну они должны были идти вдвоем. Подождав еще минут пятнадцать, мысленно ругнув Скорика, Войцеховский вышел из гостиницы…

Возле черной "Волги", стоявшей у райотдела милиции, прощались двое: заместитель начальника управления угрозыска области подполковник Проценко и начальник отделения Богдановского угрозыска майор Мотрич. Проценко взялся было за ручку дверцы, но, заметив приближающего Войцеховского, остановился:

– Уезжаешь? – подошел Войцеховский.

– Надо. В три часа коллегия. Начальство вызвало.

– Есть что-нибудь новое? – Войцеховский адресовал вопрос обоим.

– Пока ничего, – ответил Мотрич. – Работаем.

– Пытаемся установить тех, кто часто бывает на реке – владельцев лодок, заядлых купальщиков, рыбаков, торговцев раками на рынке… ну, кто там еще?.. – сказал Проценко таким тоном, будто сам этим только и занят.

– Одежда Кубраковой высохла? – поинтересовался Войцеховский.

– Да. Упаковали в бумажный мешок, – ответил Мотрич.

– Пусть положат в мою машину. Труп надо бы отправить в морг областной больницы. Там уж родственники заберут. Транспорт найдете?

– Постараюсь, – ответил Мотрич. – А вы к нам шли, что ли?

– Что же мне делать? Вы люди опытные, только мешать буду, – засмеялся Войцеховский. – Я на завод к Омеляну.

– Садись, Адам Генрихович, подвезу, мне по дороге, – предложил Проценко. Войцеховский сел, машина тронулась.

– Что думаешь, Адам Генрихович, самоубийство, несчастный случай или убийство? – грузный Проценко, сидевший на переднем сидении, тяжко поерзав, повернулся к Войцеховскому.

– А ты как считаешь? – спросил Войцеховский.

– Черт его знает… похоже… – он не закончил, отвернулся.

Войцеховский знал эту манеру Проценко: вроде что-то и сказать хотел, а в сущности – ничего.

– Вот и я так думаю, – внутренне усмехаясь, ответил Войцеховский.

Они миновали переезд, дальше шло загородное шоссе, справа виднелись заводские корпуса.

– Все! Я приехал, у того киоска тормозни, – попросил Войцеховский. Он вышел из машины. – Счастливо! – хлопнул дверцей.

– Жми! – приказал Проценко водителю. Машина рванулась по шоссе, удаляясь от Богдановска.

Директор завода резиновых изделий Лев Иванович Омелян ждал. Секретарша внесла на подносе чайник с кипятком, банку растворимого кофе, сахар, небольшие чашечки и на тарелке сушки.

– Я отниму у вас немного времени, Лев Иванович, – Войцеховский зачерпнул ложечку кофе. – Вы хорошо знали Кубракову?

– Что значит хорошо? Институт их – наш постоянный заказчик. Польза от них копеечная, не те объемы. Так, походя, кое-что делаем им, как говорится, по старой дружбе.

– Одним словом, снисходите.

– Пожалуй. Хлопот больше, чем выгоды. Но куда же их гнать в наше-то время? Никто не захочет с такой мелкотой возиться… Выполняем иногда заказы для лаборатории Кубраковой. Лет десять, как знаком с нею. В особых случаях наведывалась лично.

– Что за особые случаи?

– Если уж что-то больно хитрое, а подчиненным не доверяла.

– А в этот раз?

– Мы ей сделали уплотнители, – не понравились, забраковала. Вот и приехала вправлять мозги, – Омелян покачал головой. – С ней непросто, ей бы мужиком родиться, – он отхлебнул кофе, утер губы. – Дело свое знает, дерется за него со всеми, иногда без правил.