Шрифт:
– Теперь подробней, – попросил Щерба.
– Труп обнаружили мальчишки утром в воскресенье, зацепился за корягу. Принесло его течение, видимо, ночью или на рассвете, те же мальчишки на том же месте купались накануне, в субботу, допоздна, часов до пяти вечера, тогда коряги еще не было.
– С какого берега она попала в воду – с правого или с левого? Это тоже существенно, – заметил Щерба.
– С левого вряд ли, – покачал головой Скорик. – Там на протяжении нескольких километров впритык идут охраняемая лодочная станция, причалы рыбокоптильного завода, пляжи дома отдыха и пансионата, узкоколейка тарной базы. Все это на самом берегу, огорожено, охраняется, обнесено заборами и сетками. – Скорик, сделав паузу, добавил: – Конечно, при очень большом желании там можно проникнуть к воде. Но это связано с риском быть замеченным. Кроме того, сперва надо перебраться из Богдановска по автодорожному и пешеходному мосту на тот берег. А мост на двести метров ниже места, где обнаружен труп. Да и какие дела могли быть у Кубраковой на левом берегу, по сути за городом?
– Я могу придумать вам для этого десять поводов, – махнул рукой Щерба. – Чего она вообще была в Богдановске?
– Приезжала в командировку на завод резиновых изделий. Кстати, и опознали ее директор завода и зам главного технолога.
– Вы допросили их?
– Подробно еще нет.
– Вскрытие было?
– Да.
– Кто делал?
– Районный судебный медик Ванчур, – сказал доселе молчавший Войцеховский.
– Старик Ванчур дело знает, он тридцать пять лет там. Каковы результаты? – спросил Щерба.
– Все признаки утопления: жидкость в желудке, разжиженная кровь, наличие планктона в дыхательных путях, тяжелая гипоксия и прочее. И никаких прижизненных повреждений или следов борьбы. Смерть наступила в воде около четырех суток тому назад, – сказал Войцеховский.
– Но вода ли тут первопричина?
– Что вы имеете в виду? – спросил Скорик.
– Подумать надо, – дернул носом Щерба. – А у вас пока пустые руки.
– Бумагами еще обзаведемся, – усмехнулся Скорик.
– Вот-вот, я это имею в виду. И чем быстрее, тем лучше. Она была одета?
– Да.
– А где одежда?
– В райотделе в Богдановске. Сушат, – Войцеховский долго разминал тугую сигарету, закурил. – У Кубраковой на руке оказались часы. "Сейко". Механические, заводятся и идут от движения руки. Водонепроницаемые. Я вскрыл их, в них была вода. Случается.
– Шли? – спросил Щерба.
– Стояли. Остановились в 10.22.
– А может это 22.22, – усомнился Щерба. – Тогда это разница в двенадцать часов, существенная разница. Для нас, разумеется.
– На циферблате в календаре-окошечке указано: 16-е, среда. Часы остановились в 10.22 утра или, если по-вашему, в 22.22 вечера. Значит, до этого времени в среду Кубракова была еще жива. Тут необходимо искать, кто и в котором часу видел ее в последний раз. Тогда мы и будем знать: это утро 10.22 или вечер 22.22.
– Сколько могут стоить такие часы? – вдруг спросил Щерба.
– Минимум две тысячи, – сказал Скорик.
– Если она сама бросилась в воду или попала туда случайно, тогда понятно почему часы остались на руке… – Щерба умолк. Наступила пауза. И Скорик, и Войцеховский поняли ход его мысли, она возникла у них еще в Богдановске при осмотре трупа, когда увидели на Кубраковой часы. – А если она оказалась в воде не случайно…
– Тогда это убийство не с целью грабежа, – закончил Скорик.
– Если вообще убийство, – буркнул Щерба. – Что ежели труп принесло не течением, а утонула Кубракова здесь же, где ее нашли, – после паузы произнес Щерба, словно уже позабыв о часах. – Просто труп пролежал на дне двое-трое суток, как обычно бывает, потом всплыл у этой коряги? – Щерба встал, захлопнул дверцу сейфа, оперся о него жирной спиной и скрестил на груди руки.
– Значит, не почему она оказалась тут, а как? – спросил Войцеховский. – Во-первых, к этому месту транспортом не подъехать: к самому берегу, а он высок, крут, спускаются сады и огороды. Пешком от дороги надо топать километра три. С чего бы Кубраковой и тому или тем, кто возможно, был с нею, переться из Богдановска по шоссе, а потом еще три километра брести вниз по реке через чужие дачные участки? Маловероятно. Даже для самоубийства можно было поискать путь поудобней. Во-вторых, дно в этом месте чистое, полный песок. Я опросил и взрослых, и детей, они тут часто купаются, ныряют. Зацепиться трупу, чтобы пролежать трое-четверо суток, не за что. Донное течение быстрое, оно сволокло бы труп на несколько десятков метров. Так что ваш вариант, Михаил Михайлович, не подходит. Труп откуда-то принесло течением.
Щерба молча прошелся по кабинету, потом развел руками, словно разговаривая сам с собой, наконец произнес:
– Добро! Будем пока исходить из этого, больше у нас нет ничего, посмотрел на Скорика. – Что собираетесь делать, Виктор Борисович?
– Завтра с утра отправлюсь туда.
– Вы тоже поедете, Адам Генрихович? – спросил Щерба Войцеховского.
– Видимо, придется, – подумав, ответил тот.
– Кто из угрозыска там работает? – поинтересовался Щерба.
– Местные, – сказал Скорик.
– А из областного УВД?
– Кажется, выехал Проценко.
– Ладно, я пошел, – Войцеховский загасил сигарету, повернулся к Скорику: – Вечером созвонимся. Если ехать, то пораньше.
– Чем вы недовольны, Михаил Михайлович? – спросил Скорик, когда Войцеховский вышел.
– Виктор Борисович, это дело мы, видимо, заберем из района себе. И разматывать его придется вам. Конечно, все, что нужно, Войцеховский сделает. Но сделав свое, остальное оставит вам. Так что уж, пожалуйста, влезайте поглубже, загребайте пошире. И не упускайте времени. Все, что в Богдановске можно сделать сейчас, надо сделать сейчас.