– Господи, неужели в тепле? – Штаубе размотал шарф. – И сортир теплый?

– А как же, – Марик стаскивал с себя тесную шинель железнодорожника. – Пока солярки хватит – ради Бога.

Ольга помогла раздеться бледной, покачивающейся проводнице.

– Трюх, трюх к начальнику, – кивнул Киселек.

Ступая по синей ковровой дорожке, двинулись по коридору. У всех обитателей подвала были аккуратно выбриты макушки голов.

– Трюх, – Киселек остановился у двери с табличкой «2-ой секретарь», постучал.

– Иди воруй! – закричали за дверью.

– Еб твою мать! – Марик переглянулся с Кисельком. – Он что – уже?

– Мужик мужика на доске не возит! – засмеялся Киселек и открыл дверь. Вошли в просторный кабинет, сплошь заваленный всякой всячиной. В углу на матрасе сидел голый Скоба и смотрел видео. Рядом с ним лежал большой станковый пулемет с заправленной лентой. Голова у Скобы была обрита, на макушку был прилеплен круглый пластырь. Он неотрывно смотрел в телевизор, который показывал «Касабланку».

– Трюх, трюх, кто в теремочке живет? – проговорил Киселек.

– Иди воруй! – закричал Скоба так громко и протяжно, что его потное, татуированное тело затряслось.

– Миш, мы тут гостей привели, – осторожно заговорил Марик.

– Иди вору-у-уй! – закричал Скоба.

– Пухначев и Мензелинцев, – громко произнес Ребров.

– Иди вору-у-уй!

– Средмашевские разработки, проект №365, – продолжал Ребров.

– Иди вору-у-уй! Иди вору-у-уй! Иди вору-уй! – Скоба вскочил и навел на Реброва пулемет. Марик оттолкнул Реброва в сторону, схватил Миколу за волосы и швырнул его в противоположный угол кабинета:

– Серый!

– Иди вору-у-у-у-уй! – нажал на гашетку Скоба. Крупнокалиберные пули искромсали тело Миколы.

– Смотри, задень мне только проводку, – раздался спокойный голос в селекторе, стоящем на захламленном столе.

– Иди воруй? – Скоба бросил пулемет, понюхал свои пальцы.

Ноги проводницы подкосились, она упала на пол.

– Марик, кого? – спросили в селекторе.

– Миколку, док, – Марик снял с селектора засохший кусок хлеба и бросил на пол, – он Василя подставил.

– Иди вору-у-уй! – заревел Скоба.

– Я вам всегда говорил, что хохлы люди не надежные, – продолжал голос. – Сколько денег?

– Тыщи две, док.

– Поздравляю, – усмехнулся голос, – а поесть?

– Да тоже немного, – вздохнул Марик, – док, тут девка вполне ебательна. Она щас отрубилась ненадолго.

– Понятно, – зевнул голос. – Ладно, заходите по одному. А Сусанин – марш, марш на кухню.

Корень подхватил мешок и, недовольно бормоча, вышел.

– Иди воруй! Воруй! Воруй! – кричал Скоба.

– Пухначев и Мензелинцев! – Ребров подошел к столу, наклонился к селектору. – Пухначев и Мензелинцев!

– Ну слышали уже, что вы кричите, – раздалось в ответ, и селектор выключили.

– Миш, ты скажи тогда Толяпе, пусть этого лидера сволокет наверх, – Марик кивнул на подплывающий кровью труп.

– Иди воруй! – резко выкрикнул Скоба, прыгая на матрац.

Вышли в коридор, прошли немного и остановились у двери с табличкой «1-ый секретарь».

– Первый заинька, – Киселек погладил макушку Марика, – прыг, прыг.

Марик вошел, Киселек закрыл за ним дверь:

– Второй заинька будет как у мамки. Побрызгай.

Вторым вошел Витя.

– Третий пукало залезет и все! – засмеялся Киселек, обнажая выбитые зубы.

– Так я ж охуеваю. Кисель, – взволнованно пробормотал Лютик, входя.

– А после и батончики, – усмехнулся Киселек, скрываясь за дверью вслед за Лютиком.

– Что вы делаете?! – зашипел побледневший Штаубе на Реброва.

– Витя, Витя! – Ольга сжала его руку. – Они могут ничего не знать! Зачем нам тянуть? Делай мост, милый!

– Не мешайте, – Pебров освободил руку и открыл дверь.

Они вошли в просторный чисто убранный кабинет. За рабочим столом сидел док. Рядом с его креслом на коленях стоял Киселек что-то бормочущий и хватающий дока за колени.

– Руки, руки, – док шлепнул его по руке, протер ему спиртом выбритую макушку, подождал минуту, смазал макушку зеленоватой жидкостью.

– Птичкину, птичкину, миленький… – бормотал Киселек, вздрагивая.

Стоящий рядом Коля cтaл придерживать его голову. Док запустил руку в резиновой перчатке в десятилитровую стеклянную банку, покопался в прелой листве и вынул толстого голубовато-серого слизняка.