Старый Гао отправился на пасеку выяснить, что к чему, хотя заранее догадывался, что обнаружит наверху.

Чужак пропал, а с ним и его мешок.

Очевидно, произошел пожар. Тут двух мнений быть не могло. Сгорели бумаги: старый Гао узнал сохранившийся уголок рисунка одной из его пчел, остальное или обратилось в пепел, или почернело до такой степени, что он бы ничего прочитать не смог, даже если бы разбирал варварские письмена. Пострадали не только бумаги: от арендованного улья остались лишь обугленные головешки, плоские емкости из-под ярких сиропов погнулись и почернели.

Чужак когда-то объяснял ему: он добавляет краску в сиропы, чтобы самому было удобнее их различать. Зачем ему это понадобилось, старый Гао не поинтересовался.

Как заправский детектив он перерыл всю лачугу в поисках хоть каких-то зацепок, которые могли бы пролить свет на личность незнакомца и его теперешнее местонахождение. На подушке его ждали четыре серебряные монеты, два юаня и два песо. Их он оставил себе.

За лачугой старый Гао обнаружил горку вытопок. Пчелы все еще ползали по ней, тыкались хоботками в сохранившуюся на липком воске сладость.

Старый Гао долго размышлял, потом собрал вытопки, обернул в тряпку и положил в наполненный водой горшок. Он нагрел содержимое на жаровне, но закипеть не дал. Вскоре воск всплыл на поверхность, а мертвые пчелы, грязь, пыльца и прополис остались в тряпке.

Старый Гао оставил горшок остывать.

Вышел наружу и взглянул на небо. Сияла почти полная луна.

Он задался вопросом, сколь много селян еще знает, что его сын умер ребенком. Попытался вспомнить жену, но лицо ее расплывалось, а портретов или фотокарточек не осталось. Подумал, что на этом свете ему по душе только одно: приглядывать за этими черными, блестящими как пули пчелами на крутом склоне высокого холма. Никто более не понимал их так, как он.

Вода остыла. Он вынул неровную пластину застывшего воска, положил на доски топчана, чтобы до конца охладить, достал из горшка тряпку с грязью и отходами. После чего (в каком-то смысле он тоже стал детективом и следовал принципу: отсечь невозможное и принять оставшееся за истину, какой бы неправдоподобной она ни казалась) выпил сладкую воду. В вытопках всегда остается довольно много меда, даже после того как большая его часть слита. Жидкость сохранила вкус меда, но старый Гао раньше такого не пробовал. В нем сочетались и дым, и металл, и незнакомые цветы, и странные ароматы. А еще, подумал старый Гао, от этой воды пахло совокуплением.

Он выпил все и заснул, положив голову на керамическую подушку.

Проснувшись, подумал старый Гао, он решит, как быть с двоюродным братом: после исчезновения старого Гао тот скорее всего захотел бы унаследовать эти двенадцать ульев.

Он мог представиться незаконнорожденным сыном, который нашел жилище отца после долгих лет поисков. Или просто сыном. Молодым Гао. Кто сейчас упомнит? Значения это не имело.

Он отправится в город, а потом вернется и станет ухаживать за черными пчелами на склоне холма, пока позволят обстоятельства и здоровье.

Нил Гейман — единственный писатель, удостоенный медалей Карнеги и Ньюбери за роман «История с кладбищем» и премии Хьюго в номинации «Лучший рассказ» за «Этюд в изумрудных тонах» о столкновении Шерлока Холмса и доктора Ватсона с миром, созданным воображением Говарда Филлипса Лавкрафта. Впервые Нил Гейман встретился с Шерлоком Холмсом в десятилетнем возрасте. Произошло это в библиотеке начальной школы, и юный Нил сразу добавил Великого Детектива к Списку Людей, Которыми Он Хотел Стать, Когда Вырастет. К тому моменту список этот, вероятно, включал Псмита, созданного П.Г. Вудхаусом, и Элрика, порожденного воображением Майкла Муркока. Когда Нил вырос, он стал писателем, что, возможно, ничуть не хуже.

В канонических произведениях о Шерлоке Холмсе об интересе последнего к пчелам указано в рассказах «Львиная грива» и «Его последний поклон». В «Поклоне», действие которого происходит в 1914 году, упоминается «фундаментальный труд последних лет Холмса»: «Практическое руководство по культуре пчел с некоторыми наблюдениями о сегрегации матки».

Линвуд Бутби вышел покурить из здания суда округа Франклин. Теперь он ограничивался одной сигаретой в день, позволял себе выкуривать ее во второй половине дня, в перерыве процессов с присяжными. Сегодня зал суда пустовал, но он все равно пошел на поводу вредной привычки.

— Привет, судья, — поздоровался я, выходя в крытый дворик. — Слышал сегодня хороший анекдот.

Бутби приподнял рыжие кустистые брови, которые резко выделялись на фоне лысого черепа и невыразительного лица.