Шрифт:
Турок спустился по лестнице, и лицо его сияло самой милой улыбкой, которую он только мог изобразить.
Реальность превзошла его самое смелое воображение. Немка оказалась высокой дамой, вытянутой словно струна, и сжигающей молниями гневного взгляда шаркающего ногами Ферди. В ее черных глазах блистал жар огромного темперамента, но вот лицо девушки было суровым, но порождающим симпатию, просто-напросто, милым для глаз. Слегка курносый нос, дарящий элемент юности, благородный высокий лоб и мощные, черные брови. К тому же два винта на лбу и нетипичный опенок кожи — женщина в каком-то смысле оказалась мехаборгом! Замечательно! Штучка исключительно для знатоков, быть может, из самого султанского дворца. На первый взгляд она могла стоить столько же, сколько два десятка танцовщиц, поставляемых Бурхану его русским сообщником.
— Приветствую от всего сердца! Чем могу служить милостивой пани? — спросил турок, кланяясь в пояс.
— Имею удовольствие общаться с хозяином? — суровая мина незнакомки немного смягчилась.
Только сейчас Бурхан заметил сопровождавшего ее джентльмена. Красавец, с гордым, чистым лицом и совершенно отсутствующим взглядом. Можно поспорить, какой-то обедневший аристократ, но точнее — некто не слишком уж значительный. Наверняка морфинист и алкоголик. Нужно побыстрее придумать, как от него избавиться, но, похоже, особых проблем в этом не будет. Петлю на шею и в Вислу, все как обычно. Бурхан жестом дал знак Ферди, после чего поцеловал даме руку и представился.
— Прошу прощения за беспокойство и настырность в выходной день, но у меня имеется одна деликатная просьба, — дипломатично заявила девушка. — Нам крайне необходимо получить возможность испробовать фортепиано. Продолжится все это буквально пару минут, мой пианист сыграет несколько тактов, и мы пойдем. Я даже готова материально возместить ваши труды.
— И чьего производства инструмент пани желает испытать? У меня имеются фортепиано польских фабрик, но есть оригинальный американский «Стейнвей» и даже легендарный австрийский «Бёзендорфер». Поиграть можно на любом инструменте, никаких проблем не вижу. Прошу вас сюда, в соседнее помещение.
Он завел своих неожиданных клиентов в выставочный салон с наиболее крупными музыкальными инструментами и представил стоящие под стеной фортепиано. Склад представлял собой прекрасно подготовленное прикрытие для истинной деятельности торгового атташе и функционировал как самый настоящий магазин с товаром наивысшего качества. Его частенько посещали профессиональные музыканты, что склонило Бурхана принять на работу продавцов-поляков и разбирающихся в деле приказчиков. Он и сам немного понимал в инструментах, поскольку, как и всегда, прекрасно подготовился к своей деятельности. Не напрасно ведь он вел торговлю живым товаром уже два десятка лет с постоянным успехом, и хотя все больше и больше стран отменяло рабство, его дела всегда шли как по маслу. Так что фортепиано были самыми настоящими и готовыми к продаже.
Наполненный высоким духом или чем-то там надышавшийся аристократ выбрал австрийский инструмент, классический по форме, хотя кое-кто мог бы назвать его и несколько старомодным. Ферди услужливо подвинул клиенту стульчик и даже открыл крышку фортепиано. Мужчина сел поудобнее и положил пальцы на клавишах. Так он сидел, закрыв глаза, несколько минут. «Артист», — подумал про себя Бурхан.
— Быть может, мы позволим господину наслаждаться инструментом, а сами пройдем ко мне в кабинет, — предложил он. — Там пани сможет подождать своего спутника, а я заварю пани кофе.
— Нет, спасибо, — словно настырную муху отогнала его жестом Генриетта.
Сама она от нетерпения не могла устоять на месте, любопытство прожигало ее до живого.
— Только что пожаренный кофе, только что привезенный из Турции, — искушал Бурхан. — У меня имеется специальная жаровня, и, смею утверждать, нигде в Варшаве пани не попробует такого как у меня кофе.
Игнаций ударил по клавишам, и в салоне прозвучали звуки энергичной шопеновской мазурки. Генриетта нервно усмехнулась и, совершенно игнорируя турка, подошла к музыканту и положила ему руку на плечо.
— И что? Это твоя музыка?
Тот отрицательно покачал головой, но глаз не открыл. Все-таки, что-то вспоминать он начал, из-под плотно закрытой веки скатилась слеза. Мазурка плавна перешла в танцевальную миниатюру неизвестного Генриетте автора. Музыка бурлила радостью жизни и энтузиазмом, она поднимала настроение и провоцировала тихонько напевать ее и отбивать пальцами ритм. Игнаций быстро глянул на девушку и печально улыбнулся.
— Вот моя музыка, — сказал он. — Это я ее написал.
— Ты вспомнил, кто ты такой?
На сей раз мужчина утвердительно кивнул.
— А кто все это с тобой сотворил? Кто тебя пытал и убил?
В живую мелодию ворвалась фальшивая нота. Игнаций заколебался, музыка рассыпалась бессвязной какофонией. Но пальцы музыканта не переставали бегать по клавишам, лицо посерело и вытянулось. Он стиснул зубы и ударил сильнее, отчаянно, но упорно выхватывая убегающие ноты. И музыка вернулась, но на сей раз с другой мелодией. На сей раз это был тяжелый и ухающий басами полонез, бьющий по ушам мрачной, раз за разом повторяющейся барочной линией и неспешным, достойным ритмом. Генриетта чувствовала, как музыка пронзает ее от макушки до пят. Похоже, когда-то Игнаций был замечательным и известным исполнителем. Так кто же, черт подери, убил его, а теперь насылает убийц еще и на нее?