–  Что плавни на нашей Кубани, - заметил Савва.

Но кормчий с ним не согласился:

–  Ты плавней не знаешь, а я их исходил. Там, коли тропы неведомы, считай, твоя погибель.

Их ладья плыла первой. Позади тянулись корабли византийцев. На седьмые сутки услышали отдалённый рокот, будто раскаты неумолкающего грома.

–  Пороги, - тревожно заметил кормчии.
– Ворчит зверь.

Савва и без него знал, что это за шум. Он нарастал и нарастал, как нарастали и тревоги. Не мог забыть Савва, как едва не погиб на порогах от печенегов. И не смерть страшила, а рабство…

–  Подкрепимся, ребята, - сказал кормчии, и все принялись за трапезу.

Ели икру с лепёшками, запивали днепровской водой. Молчали. Да и не до разговоров. Но вот покончили с едой, и кормчий промолвил:

–  С Богом!

Ладейщики спустили паруса, грозным гулом они предупреждали об опасности. Чем ближе, тем больше нарастал гул, бушевал и наконец взревел дико.

–  Эко зверь!
– перекрестился кормчий.

Мечется Днепр в скалистых берегах, бурлит на валунах, на каменных грядах, зализанных стремительным течением. Пенится, окатывает брызгами.

Шепчут ладейщики молитву. Сколько бед подстерегает их впереди: Ессупи и Неясыть, Напрези и Шумный, Крарийская переправа и засады хищных печенегов…

Кормчий крикнул и, разоблачившись, мореходы кинулись в реку. Садня в кровь руки и ноги, потянули ладью. В проходах толкали, придерживая, чтоб не разбило днище. Мореходов сбивало течением, волокло по камням.

Ночами, выставив караулы, передыхали. То и дело ждали печенежской засады, и только когда миновали Крарийскую переправу, вздохнули. Кажется, пронесло…

Когда опасности остались позади, кормчий сказал Савве:

–  Вернусь в Тмутаракань, больше по Днепру не поплыву. Лучше в Царьград дважды сплавать.

–  А разве на море буря лучше?
– спросил Савва.

–  И то так, - согласился кормчий.
– Морехода смерть повсюду подстерегает. Вот проскочили пороги и будто сызнова на свет народились. Это ль не счастье?

За семь лет, что не бывал Савва в Киеве, разросся город, похорошел. Поднялась Святая София, церквей во множестве. Как ударят колокола, поди, звон на всю Русь слышится…

Кроме главного торга в разных концах ещё малые образовались. Улицы камнем мостили и дома из камня строили. Рядом со старым городом новый вырос.

Федька Аршин красоте Киева поражался, а Савва говорил степенно:

–  Каким ещё и быть надлежит Киеву, когда он мати городов русских?

Полюбовались гости тмутараканские стольным городом да и отплыли в Чернигов.

Отправляя воеводу Александра в Чудь, Ярослав наказывал:

–  Где чудь, там и ливы. Киевская Русь прочно станет на море Варяжском.

Уже первые известия от воеводы радовали: киевляне сопротивления не встретили.

Не не Чудь заботила Ярослава, а червенские города, захваченные Болеславом. Киевский князь следил, что творится в королевстве Польском, как скандальное польское рыцарство начало борьбу за королевский трон. Шляхта на саблях доказывала, кому сидеть королём после Болеслава. Едва провозгласили Бестрина, как появился Мешко. Мешко тоже трон не удержал, на него пошёл войной Мечислав, сын Болеслава. Шляхетская усобица холопам руки развязала…

Ярослав ещё прошлым летом собирался вернуть Червень и Перемышль, но печенеги под Киевом встали. Пора забрать Червенскую Русь. Ко всему, Германская империя не будет поддерживать королевство Польское, слишком опасным оно стало. Со времени Болеслава расширяет свои владения. Рассказывают, император Германской империи зло пошутил над толстым Болеславом:

–  Польский король сделался сальным, пожирая чужие земли.

Болеславу те слова передали, и он гневно потряс кулаком:

–  Я вытрясу из этой тощей собаки её вонючие кости…

О том, что творится в королевстве Польском, Ярославу многое известно от посла Германской империи епископа Котбургского. Посол хитёр, и Ярослав разгадал: Генрих не прочь втянуть Киевскую Русь в войну с Польшей и тем ослабить королевство. Что же, здесь интересы Германской империи и Руси совпадают…

Встанет Киевская Русь у моря Варяжского, вернёт Червенскую Русь, а там, даст Бог, с Черниговским княжеством воссоединится, тогда кто укажет на государство, подобное Руси? Германская империя, того и гляди, рассыплется, Византия хоть с виду и могуча, а изнутри рыхлая. Не её ли спасал великий князь Владимир?..