Задумывались рудоплавы, ставили новые домницы, но результат прежний. Кто-то предложил послать к варягам в обучение кого помоложе, но старшина рудоплавов возразил:

–  Своим умом дойдём, а свей умением не поделятся…

И дошли. Когда Мстислав в Киев отъезжал, пришёл старшина рудоплавов с крицей:

–  Гляди, князь, свевскому не уступит.

Повертел Мстислав крицу, а возвращая, сказал, довольный:

–  Верил я вам, добрая работа. Теперь дело за кузнецами и бронниками.

Расставались братья с грустью. Не в последний ли раз видятся? Ярослав стоял на кургане, пока не скрылись из вида сани черниговского князя. Болела душа. Мстислав был единственным, кто связывал его с прошлым.

В Берестове будто обиделся на брата, но потом понял, Мстислав прав. Он, Ярослав, руку не отца держал, а новгородцев.

Подъехал воевода Александр:

–  Возвращаемся, князь?

Ярослав вставил ногу в стремя, гридин подсадил. Ярослав подумал: «Старею, в седло и то помощь требуется».

А Мстислав долго ещё выглядывал в оконце кибитки, смотрел на отдаляющийся Киев. Прикрыв глаза, сказал:

–  В надёжных руках Киевская Русь.

–  Кони бежали резво, на поворотах сани заносило, и Добронрава прижималась к князю. Он сидел недвижимо, крепко смежив веки, и не поймёт княгиня, спит ля Мстислав или нет? Потом догадалась, он мысленно в Киеве и продолжает разговор с братом. Все дни в Киеве они не расставались. Вспомнились Добронраве слова из Святого Писания: «Да светит свет ваш перед людьми, чтобы они видели ваши добрые дела».

Побывала черниговская княгиня в монастыре Святой Ирины, помолилась в маленькой церкви, посмотрела кельи монахинь. Вместе с княгиней Ириной обедали в монастырской трапезной, много говорили с игуменьей.

По указанию Ярослава пожаловали монастырю две ближних деревни, велено им не князю дань платить, а давать монастырю на прокорм.

Добронрава подумала, пора и Чернигову иметь монастырь.

Неожиданно, не открывая глаз, сказал Мстислав:

–  Отец, великий князь Владимир, неправ был, когда намеревался оставить на киевском столе Бориса. Мягок тот был и добр, не совладал бы с Киевской Русью. Из всех нас в Киеве Ярославу самое место.

Вернулся Мстислав из Киева, и словно подменили его. Замкнулся, читал, подолгу беседовал с епископом Киприаном о смысле жизни. Изредка ездил на охоту, если отыскивали медвежью берлогу.

Обеспокоенная Добронрава поделилась своими тревогами с духовником. Отец Кирилл ответил:

–  Каждому человеку рано или поздно суждено в свою душу углубиться, и у князя Мстислава настал такой час. Сколько ему длиться, одному Господу ведомо. Терпи.

И Добронрава дожидалась весны, надеялась, дорогой в Тмутаракань встряхнётся князь.

И только Мстислав знал, что гнетёт его. Несколько ночей кряду ему снился сын, Евстафий. Он звал Мстислава. Просыпаясь, князь думал о том, что дети должны хоронить родителей, и несправедливо, когда родители хоронят детей. Жизнь жестоко обошлась с ним.

О сне он не сказал Добронраве. Мысли, какие не покидали его, скрывал. Никого не хотел он впускать в свою душу.

Недоумевали гридни, а Хазрет заключил, что Мстиславу надо услышать голос боевой трубы.

Позабыв недавний голод, черниговский торг бахвалился изобилием хлеба и мяса, птицей и рыбой, медами сытыми. Довольны черниговцы. Рождество, Крещение и Масленую гуляли широко.

На Масленую Мстислав побывал в обже. Оксана угощала князя блинами, обильно политыми топлёным маслом, а рядом стояла миска со сметаной.

Пётр с сыновьями уехали на торг, и Оксана сидела напротив князя, смотрела, как он ест, и в её взгляде было что-то материнское.

Мстислав поднял глаза:

–  Чего не бранишь, не спрашиваешь, отчего не приезжал долго?

–  Ты князь, тебе решать.

–  Мне, Оксана, сказать нечего. Надлом в себе учуял.

Оксана встала, обошла стол, села рядом. Прижав его голову к груди, сказала:

–  Устал ты, эвон седина не милует. И не рвись душой, я ведь на тя не в обиде. Помни, любовь не вымаливают, она вроде воды родниковой, пьёшь, и пить хочется.

–  Мыслишь, я твоей любви испил вдосталь?

–  Не терзайся об этом, жизнь покажет.

Со двора донеслись голоса гридней.

–  Брат приехал, - услышала Оксана и отошла к печи.

Пётр вошёл, поклонился князю. Сел к столу:

–  Торг ныне добрый, в полцены бери.

Мстислав поднялся:

–  За угощение спасибо. Проводи, Оксана.