Теперь, когда он пастух, обеднеет вежа Белибека, не привезёт он в походных сумах всякого добра и не достанется ему молодая красавица из Урусии.

Иногда Белибек посматривал по сторонам. Этим путём орда в набег ходила реже. Копыта печенежских коней протоптали дорогу на Кий-город. Тогда за Белибеком скакали его воины, а сегодня его конь едва плетётся за стадом. Конь тоже чувствует унижение. От множества скота пыль столбом поднимается в самое небо. Когда Белибек возвращается в свою вежу и рассёдлывает коня, жены смотрят на него не так, как прежде. Они знают, в Пастухи посылают тех, кто не может держать оружие или в бою показал спину. Но разве он, Белибек, показывал спину врагу? Спиной к врагу поворачивался хан Булан…

Торговали печенеги на левом берегу Десны. Торг шёл бойко, и недели не минуло, как Белибек с товарищами загрузили свои двухколёсные повозки мехами, холстами и разной гончарной утварью и покинули Чернигов.

Обильный дождь сменился снегом. Крупный я редкий, он к вечеру разошёлся в вскоре покрыл крыши и ветки липким белым налётом.

К утру снег лежал на земле толстым слоем и продолжал опускаться невесомо, тихо.

Забирал мороз. Зима установилась долгая и холодная, когда сизые дымы подпирают небо, а Десну сковал толстый лёд. Снег сугробами укрывал поля и луга, в шапки одевал деревья, дикий вепрь подрывался под коряги, медведь ударялся в спячку, а звери искали места в чащобе, где теплее…

На городских стенах караульных грели овчинные тулупы и валенки, по самые глаза нахлобучивали они меховые треухи, а руки прятали в рукавицы.

За много саженей слышно, как идёт человек либо взвизгивает санный полоз.

Ночами в лесу выли голодные волки. Иногда они стаями подходили к городским стенам, посидят, задрав морды к луне, повоют и снова потрусят в лес.

К зиме смерды утепляли и укрепляли хлева, наставало время растёла. Волки бродили вокруг деревень, пугая скот, и мужики спали в хлевах. Голодные зайцы воровали сено в стожках, объедали кору на деревьях.

В обже Петра братья ставили силки, и редкий день обходился без зайчатины. В начале зимы они привели лосёнка. Оксана поила его молоком, и он бродил за ней, тыкался во всё своими мягкими губами. Весной его выпустили в лес, но он ещё не раз приходил в обжу.

Зимой побывал в обже княжий тиун. Пётр сколько помнил, тиун Мстислава больше положенного не брал, а в прежние годы, когда появлялся боярин с дружиной, то отбирал столько, сколько в сани вмещалось…

–  Пора и в путь, Добронравушка, - сказал однажды Мстислав.
– Где берегом поедем, где по льду. Кони кованы, легко пойдут…

Выехали после утренней трапезы. За санной кибиткой потянулся княжий поезд и полусотня гридней. В кибитке тлели угли в горшочке, но тепло не держалось. Мстислав то и дело кутал княгиню.

–  Ты меня ровно дитя малое обихаживаешь, - грустно улыбалась Добронрава.

–  А ты для меня и есть дитя малое. Что грустна, отчего печаль твоя?

Скрывает Добронрава что одолевает её боль в сердце, не хочет огорчать Мстислава. Мечтает, приедет в Тмутаракань и поправится. Она поплавает на лодке и волны будут катать её, плескать о борта, а в тихую погоду рассказывать ей, как ждали её…

А у Мстислава свои мысли. Ярослав писал ему, что воевода Александр возвратился, чудь к дани принудил и на Чудском озере заложил крепостицу Юрьев.

«Это хорошо, - думал Мстислав, - коли б Русь у моря Варяжского встала. Есть же у моря Сурожского « Русского Тмутаракань, и не только Херсонесе, но и Константинополь с тем считаются…

Скользят сани па занесённым снегом полям, мимо присыпанных снегом лесов и редких деревень. Иногда ездовые выворачивали на лёд и гнали по Десне. Звонко цокали копыта по ледовой дороге.

–  Отроками мы по Днепру на коньках бегали. Проголодаемся - и на поварню, пироги таскать.

Василька вспомнил, вздохнул.

Заночевали в деревне в три избы. Хозяйка смела берёзовым веником с полатей тараканов, разбросала тулуп, уложила Добронраву, а Мстислав с хозяином, лысым, кривым стариком, просидел до полуночи, коротая время.

В избе тепло, в печи горели дрова, и Мстислав, расстегнув рубаху, потирал грудь.

–  Отчего не любопытствуешь, князь, как окривел я?

–  К чему?

–  А ты всё же послушай. Случилось это в год, когда мы князю Ярославу помогли Святополка одолеть. Отпустил нас князь, ратников черниговских, и вернулся я в деревню. Всё бы ладно, но зимой, в полюдье, явился боярин с кметями, дань потребовал непомерную. Я ему восперечил, и его челядь меня так отходила, что я и глаза лишился…

Мужик встал:

–  Уморил я тебя, князь, своими заботами, только ты и смерда пойми, один с сошкой, а семеро с ложкой… Полезай, князь, на полати, поди, тело в санях устало, отдыха просит.