– По крайней мере, у них есть кров, пища и надежная защита от внешнего мира, – парировал Таран. – А таким набором может похвастать далеко не каждый петербуржец… Кто знает, может, половина метрожителей с готовностью переселилась бы в Ямантау, под защиту железобетонных стен, вместо того, чтобы гадать ежечасно – удастся ли протянуть еще денек, не попав на зуб очередной твари?

– Труд в обмен на безопасность… – мальчик с сомнением помотал головой. – Если б все было так просто, Полковнику не пришлось бы придумывать «степных псов»…

– Всего лишь гарантия стабильности для убежища и лишний повод для беженцев не искать лучшей жизни где-то еще, – вздохнул сталкер, устраиваясь поудобнее на отсыревшей подстилке. – А кроме того, это способ вливать в колонию свежую кровь…

Глядя на спящих товарищей, что кучкой сгрудились в раскопанной нише, укрывшись единственным на всех лоскутом мешковины, Глеб вдруг ощутил приступ ненависти к военным, не знавшим бед на своем «штабном» уровне… Самопровозглашенным властителям, спокойно разменивающим пешки ради сохранения более ценных фигур… Когда на кону выживание человечества как вида, дает ли это право одним распоряжаться жизнями других? И неужели все закончится так… нелепо?

– Выходит, я всех подвел… – горестно произнес мальчик.

– Не кори себя. В итоге ты ведь оказался прав… Это моя вина, что не поделился с тобой своими планами, – сталкер сладко зевнул, поворачиваясь на другой бок.

– Мы проделали такой путь… Получается, напрасно…

– Поживем – увидим, – пробормотал Таран сквозь дрему. – А пока остается только ждать.

– Ждать чего? – не понял мальчик.

– Ждать, когда наш разлюбезный Самуил Натанович сделает Полковнику предложение, от которого тот не сможет отказаться…

Заинтригованный донельзя, Глеб хотел было уточнить, что за предложение, но сталкер уже мерно посапывал, благополучно отбыв в царство Морфея.

Мальчик устало откинулся на спину, закутался в выданное рванье и закрыл глаза. Однако сон все не шел… Капли конденсата, срываясь с сочащегося влагой потолка, одна за другой разбивались о капюшон шахтерской робы, мельчайшими брызгами оседая на лице. Впервые за последние несколько суток в застоявшемся спрессованном воздухе подземелья пахнуло свежестью.

Туннельный сквозняк?

Нет.

Так пахнет только вольный ветер наземного мира. Ветер перемен…

– Кто?

Звук собственного голоса, скрипучего и дребезжащего, непривычно резанул по ушам, заунывным скрежетом прокатился под сводами пустынного зала и сгинул в кромешной тьме где-то там, за границей видимости. Старик протянул руку, нащупывая засов. Железо, холодное и шершавое на ощупь, едва заметно вибрировало, сигнализируя о работающем в соседнем резервуаре опреснителе.

«Что-то долго сегодня не вырубают…» – поморщившись, отметил механик.

Годы монотонной, изнуряющей работы в сырых и мрачных галереях водохранилища не лучшим образом сказывались на самочувствии старика. От постоянного гула машинерии скованные артритом суставы ныли и досаждали все сильнее. Долгожданное облегчение наступало лишь в короткие часы ночного затишья, когда оборудование отключали для планового техобслуживания – замены фильтров, масел, осмотра узлов и сочленений гигантского, раскинувшегося сразу на несколько этажей агрегата, гордо именуемого «рециркуляционной установкой».

Здесь, в одном из самых отдаленных уголков технического уровня Ямантау, всегда было немноголюдно. Накопители грунтовых вод, представлявшие собой вместительные, под тысячу кубометров каждый, резервуары, сами по себе особого ухода не требовали. Поэтому присматривать за нехитрым хозяйством, да измерять уровень воды в бассейнах выпало как раз ему, доживающему свой век беженцу из Межгорья.

Работой своей Ярослав Карпович, в простонародии – дед Карпыч, был в целом доволен, а долгие часы вынужденного одиночества предпочитал суете и шуму жилого уровня, даже обзаведшись безобидной привычкой беседовать с самим собой.

Однако сегодня неспешное и рутинное течение жизни нарушил требовательный стук в дверь. Кто бы ни пожаловал сейчас в скромную обитель покоя, для Карпыча, за долгие годы одиночества успевшего отвыкнуть от внимания к собственной персоне, гость этот при любом раскладе был нежелательным.

– Кто? – повторил он терпеливо, на что в ответ дверь снова заходила ходуном, сотрясаясь от частых ударов.

Поморщившись, старик ухватился за рукоять засова обеими руками и с трудом протолкнул увесистый брус сквозь обросшие ржой петли. Распахнувшаяся створка едва не угодила механику в голову. В зал уверенно шагнул рослый незнакомец в бесформенном плаще с глубоким капюшоном.