– Сколько можно убегать? – злится Рита.

– Я не убегаю.

– Тогда что ты делаешь?

– Иду к брату. Он моя семья, и он единственный, кто сейчас мне нужен.

– Останься. – Удивленно оборачиваюсь. Шатенка выглядит совсем разбитой и испуганной. Неужели она вдруг поняла, что повела себя опрометчиво? В конце концов, не все такие же сильные и бесстрастные, как она.

– Ты сказала, что мы должны держаться вместе, а затем практически вытолкнула Сашу за порог. Тебе либо вообще неизвестно, что такое страх, паника или волнение, либо ты просто плюешь на данные чувства, если они не твои собственные.

– Он ведь кричал на тебя!

– Он делал это, потому что был напуган. – Открываю дверь.

– Куда ты?

– К Саше.

– И когда вы вернетесь?

– Не знаю.

– Аня, - шатенка подскакивает ко мне и сводит широкие брови, - мы сейчас все напуганы, но это не значит, что надо совершать необдуманные поступки. Ты уйдешь – и что дальше? Вдруг вы наткнетесь на венаторов? Вдруг они устроят засаду?

– Мы справимся.

– Не справитесь!

– Надо было думать раньше, Рита! Ты ведь знала, что я не смогу отпустить Сашу, знала, что это собьет меня с толку! Так зачем же тогда ты сделала ему так больно? Зачем сказала, что я не его сестра?

Шатенка молчит. Она отводит взгляд в сторону и прикусывает губу. Все не решается признаться. Но этого и не требуется. Я и так знаю ответ.

– Свяжусь с тобой, как только будет возможность.

Распахиваю до упора дверь и ухожу. Ухожу, потому что не могу находиться рядом с людьми, для которых чувства – лишь дефект, лишь слабость. Может, любовь и привязанность, действительно, ранят сильнее оружия. Но отказаться от них - не значит стать неуязвимым. Отказаться от них, значит сдаться и признать свое поражение. А еще это значит быть одиноким. И, насколько мне известно, одиночество еще никогда не придавало сил, и еще никогда не спасало жизни.

Когда я выбегаю на улицу, Сашина Хонда стоит на месте, около детской площадки. Из трубы вырывается серая, темная пыль, окна выглядят слегка запотевшими и мутными. Обрадовавшись, несусь к машине и уверенно открываю переднюю, пассажирскую дверь.

– Я знал, что ты придешь, - отрезает брат, когда я забираюсь в салон. Он оборачивается и одаряет меня своей вальяжной, очаровательной улыбкой. А я в очередной раз вспоминаю, что нас не связывают кровные узы. Это так странно, ведь мы чем-то похожи: глазами, веснушками, цветом волос. Глупости, конечно, но все же. – Прости, я просто больше не мог там находиться. Эта девушка…

– Знаю. – Киваю и пристегиваюсь. – Не объясняй. Мне понятны все твои чувства. Рядом с ними мы становимся совсем другими.

– Сумасшествие просто. А эти люди…, в черной одежде. Они ведь стреляли. Господи, они ведь пытались нас убить!

Смотрю на вытянутое лицо брата, на его широкие, удивленные глаза, на веснушки, прямой нос, губы, шею, и думаю о том, что не найду человека ближе. Глупо искать поддержку у кого-то чужого, когда есть тот, кто всегда был рядом. И всегда будет. И тогда я предлагаю Саше отправиться домой, а сама рассказываю все, что знаю: про клан Аспид, про силу Риты и Рувера, про свои способности, тайны - в частности, про позапрошлую весну. Про то, как решила забыть о смерти Андрея, как пообещала себе окунуться с головой в учебу. Про отца. Про записную книжку, фамилии, предположение на этот счет «немецкой речки». И замираю. Жду вердикта. А Саша, как назло, молчит. Он припарковывается около нашего дома, глушит двигатель и нервно сжимает пальцами переносицу. Мне становится не по себе. Вдруг он вновь оттолкнет меня?

– Эта книжка, - неуверенно отрезает брат, - в ней имена всех сверхлюдей?

Удивительно, что он решил спросить именно об этом.

– Не думаю, что всех. Наверно, только тех, кого встретил папа.

– А этот клан Аспид, - он рисует в воздухе какую-то непонятную фигуру, похожую на английскую букву «с», и пожимает плечами, - он собирается ее найти?

– Скорее всего.

– Так, может, стоит договориться?

– В смысле?

– Этим венаторам нужен список. Так? Он у нас есть. Так же и у них есть то, что необходимо нам.

– Обмен, - понимающе протягиваю я и задумчиво прикусываю губу. – Ты хочешь обменять жизнь папы на записную книжку?

– Почему бы не попробовать? Если они похитили отца с целью выведать новые имена этих чародеев, книжка – все, что им нужно.

– Чародеев, - неожиданно смеюсь. Откидываюсь в кресле и прикрываю руками лицо: черт, кажется, у меня истерика. – Сашааа.

– Что? – он тоже усмехается. – Ну, а как вас называть? Ведьмаки? Пойми меня правильно, я вот произнес «сверхлюди» и решил, что для вас это звучит уж слишком пафосно.

– А чародеи – значит нормально, да?

– Ну, уж точно лучше, чем кудесники.

Теперь мы смеемся вместе. Брат начинает так трястись, что вслед за ним трясется машина. Мы смотрим друг на друга, затем вновь улыбаемся, потом вновь смотрим, и вновь вытираем с глаз мокрые полосы. И мне кажется, что я уже никогда не успокоюсь, никогда не задышу нормально, однако через пять минут колики отступают. Выпрямлюсь, замечаю, как беззвучно выдыхает Саша и спрашиваю:

– Ты ведь не бросишь меня?