«Дети, принадлежащие к этому типу, когда их приучают вычислять в уме, мысленно пишут мелом на воображаемой доске заданные цифры, затем все частные действия и, наконец, окончательный итог, так что они внутренне видят одну за другой различные линии белых знаков, только что ими начерченных». «Все мои представления слов по преимуществу зрительные, - пишет одно лицо, принадлежащее к этому типу. Чтобы запомнить слово, слышанное в первый раз, мне нужно немедленно дать отчет, как оно пишется; равным образом, когда я слушаю чей-нибудь интересный для меня разговор, то мне часто случается представить его написанным фраза за фразой». «Один из моих друзей, - говорит Кейра, уверял меня, что ему недостаточно для запоминания слышать какое-нибудь слово, например, имя собственное; ему необходимо видеть его написанным. В лицее, как бы внимательно он ни относился к урокам литературы или истории, он ничего не выносил из них, между тем как получасовое занятие над книгой или тетрадью приносило ему гораздо больше пользы».

Из этих примеров легко видеть, что лица, принадлежащие к зрительному типу, в процессе мышления пользуются, по преимуществу, зрительными образами.

«Слуховой тип нужно признать более редким, чем вышеуказанные типы: его можно узнать по тем же отличительным признакам; лица этого типа связывают все свои воспоминания посредством языка звуков; чтобы запомнить урок, они запечатлевают в уме не зрительный образ страницы, а звук их слов. Суждения, как и память, у них слуховые; производя, например, умственно сложение, они повторяют умственно названия цифр и представляют, так сказать звуки, не представляя при этом их изображения».

«Когда лицо, принадлежащее к слуховому типу, воображает себе диалог, в котором он сам принимает участие, или, еще лучше, пишет его, то он часто слышит с известною отчетливостью слова собеседника. «В то время, когда я пишу, - говорит известный ученый, Дельбеф, - то я разговариваю с фиктивным читателем, я приписываю ему возражения, когда я выражаюсь не ясно, и сомнения, когда я сомневаюсь сам».

Мне самому приходилось отмечать различие между типами памяти следующим образом. Положим, ребенок хочет заучить латинские вокабулы, и ему нужно запомнить слово quis. Если он принадлежит к зрительному типу, то при воспроизведении он будет писать его quis, если же он принадлежит к слуховому типу, то он будет писать cuis. Это объясняется тем, что зрительный тип вспоминает зрительный образ слова, он вспоминает, как оно пишется, он представляет его написанным на бумаге. У ребенка слухового типа в воспоминании имеется слуховой образ, а не зрительный, а потому при желании воспроизвести, как это слово пишется, он воспроизводит не непосредственный зрительный образ слова, а пытается построить его образ из отдельных звуковых образов.

Если ребенок зрительного типа желает изучить стихотворение, то он запоминает слова и фразы, представляя их себе так, как они напечатаны на страницах книги, он умственно видит их расположение, словом, он читает их, как если бы они были перед его умственным взором. Если он желает вспомнить какое-нибудь правило, то он старается воспроизвести ту страницу и то место из учебника, на которой это правило находится. Если он изучает вокабулы, то он всегда представляет себе их письменный образ. Если дети этого типа изучают хронологию, то записывание различных дат очень помогает запоминанию. Совсем иначе поступают дети слухового типа. Если им нужно изучить вокабулы, то они стараются воспроизводить их звуковой образ. Для детей этого типа записывание мало помогает запоминанию. Мне приходилось наблюдать ребенка этого типа, который легче усваивать слова, когда кто-нибудь посторонний произносил их, чем в том случае, когда он сам должен был прочитывать их. Очевидно, что слуховой образ действовал на него сильнее, чем зрительный. Мне кажется, что дети слухового типа хуже усваивают орфографию, чем дети зрительного типа, так как в орфографии, на мой взгляд, главная роль приходится на долю зрительных представлений.

Есть еще двигательный тип. Лица, принадлежащие к этому типу, пользуются в процессе воспоминания, суждениями и во всех других умственных актах образами, происходящими от движения, т.е. «двигательными» образами.

Что же такое двигательный образ?

Чтобы понять это, заметим следующее. Положим, что мы желаем достать рукой вещь, находящуюся от нас на расстоянии 2-х футов. Для этого мы должны привести в движение нашу руку. Для того чтобы это движение могло осуществиться, нужно, чтобы одни мускулы нашей руки сократились, а другие удлинились. Будет ли разница в том случае, когда мне нужно привести в движение руку для того, чтобы достать вещь, находящуюся от меня на расстоянии 5 футов? Несомненно. Отчего же это происходит? Оттого, что во втором случае происходит иное сокращение мускулов. Вследствие этого во втором случае мы имеем и иное ощущение.

Закроем наши глаза, и пусть кто-нибудь придаст нашей руке произвольное положение: пусть он ее согнет, пусть он ее вытянет, пусть он ее поднимет. Несмотря на то, что наши глаза закрыты, мы, однако, очень хорошо знаем, в каком положении находится наша рука: согнута, поднята или находится в ином каком-нибудь положении. Благодаря чему мы имеем познание этого рода?

Психологи говорят, что благодаря тому, что наши мускулы сокращаются и доставляют нам этим особое ощущение, которое можно назвать мускульным или двигательным. Другие психологи, правда, оспаривают, что в этом случае именно мускулы доставляют нам те ощущения, благодаря которым мы узнаем об изменениях в положении того или другого движущегося органа. Мы не будем рассматривать, изменение чего именно производит это своеобразное ощущение, при помощи которого мы определяем положение того или другого органа. Для нас важно заметить, что такие ощущения действительно существуют во всех тех случаях, когда мы производим какие-либо движения, что эти ощущения, подобно всем другим ощущениям, могут воспроизводиться.

Чтобы пояснить, что эти ощущения действительно воспроизводятся, произведем следующий простой опыт. Я стою, вытянувши руку, при закрытых глазах. В руке у меня кусок мела. Вытянувши руку так, чтобы она пришла в соприкосновение с доской, я могу произвести движение мелом так, что он напишет известную линию. Если я, спустя несколько секунд, опять-таки, при закрытых глазах, исходя их той же точки, пожелаю произвести такое же движение, повторить его, то я его повторю, сделав, разумеется, ошибку, большую или меньшую. Этот пример показывает, что мы можем воспроизводить те ощущения, которые связаны с деятельностью наших органов, приходящих в движение.

Если понятно, что мы можем воспроизводить ощущения, связанные с движениями нашей руки, как в вышеприведенном примере, то должно быть понятно, что то же самое имеет место по отношению ко всем движущимся органам. Например, голосовые органы могут приходить в движение. С их движениями связаны определенные ощущения. Мускулы лица и рта приходят в движение при произношении слов; и об ощущениях, связанных с этими движениями, нужно сказать то же самое, что и обо всех других двигательных ощущениях, т.е. что они могут воспроизводиться с большей или меньшей точностью.