Шрифт:
Узнав о решении Еврибиада отвести корабли к Истму, Мнесифил сказал:
– Фемистокл, если флот покинет Саламин, то тебе больше не придётся сражаться за свою родину. Ведь каждый военачальник, увидев в открытом море огромный флот персов, вернётся в собственный город. Ни Еврибиад, ни кто другой не сможет помешать нашему флоту рассеяться. Эллада погибнет от собственной глупости! Если есть какая-нибудь возможность, иди и попытайся отменить решение совета. Постарайся убедить Еврибиада остаться здесь.
После услышанного, даже не притронувшись к ужину, приготовленному Сикинном, Фемистокл отправился к шатру Еврибиада.
Он шёл по засыпающему военному стану и вёл мысленную беседу с самим собой: «Если в тебе есть ораторский дар, Фемистокл, то ты сумеешь уговорить Еврибиада. А если этого дара у тебя нет, то эллины проиграют войну: ни много ни мало!»
Еврибиад собрался поужинать и идти спать, когда перед ним вдруг возник Фемистокл.
– Я хочу обсудить с тобой одно общее дело. Крайне важное и срочное!
Еврибиад жестом указал Фемистоклу на стул.
– Говори!
– Спартанец уселся на скамью спиной к столу, на котором его дожидался по-лаконски скромный ужин: козье молоко, сыр, лепёшки и жареная баранина с чесноком.
Фемистокл повторил всё услышанное от Мнесифила.
– Опять ты за своё!
– раздражённо воскликнул Еврибиад, не дослушав собеседника до конца.
– Хочу напомнить тебе, что на состязаниях бьют палками тех, кто выбегает раньше поданного знака.
– А тот, кто остаётся позади, не получает в награду венка!
– Уходи, Фемистокл!
– Еврибиад поднялся.
– Дело решённое, и говорить тут не о чем. Флот плывёт к Истму.
– Это глупейшее решение!
– проговорил Фемистокл, не двинувшись с места.
Еврибиад схватил палку и, замахнувшись, шагнул вперёд.
Фемистокл продолжал сидеть на стуле, не пытаясь уклониться или заслониться рукой.
– Бей, но слушай!
– твёрдо промолвил он, глядя в глаза Еврибиаду.
Спартанец выругался, бросил палку и вновь сел на скамью.
– В твоих руках ныне спасение всей Эллады, Еврибиад!
– такими словами начал свою речь Фемистокл.
– Дай морскую битву у Саламина, а не слушай тех, кто предлагает отплыть отсюда к Истму. У Истма придётся сражаться с персами в открытом море, а это нам невыгодно, так как наши корабли уступают числом врагу. С другой стороны, эллины, отступив к Истму, потеряют Саламин, Мегары и Эгину, даже если в остальном нам и повезёт. Ведь за персидским флотом последует сухопутное войско, и таким образом, Еврибиад, ты сам приведёшь врагов в Пелопоннес. Если же ты послушаешь меня, то получишь вот какие выгоды. Во-первых, если мы будем сражаться небольшим числом кораблей против большого флота варваров в теснине, то, по всей вероятности, одержим решительную победу. Ведь сражаться в теснине выгоднее нам, а в открытом море - персам. К тому же Саламин, куда афиняне перевезли жён и детей, также будет в наших руках. Если флот останется здесь, то он сможет защищать Пелопоннес, не привлекая туда врагов. А если дело пойдёт так, как я ожидаю, и мы победим на море, то варвары никогда не придут на Истм. Они не проникнут и дальше в Аттику. И этим мы спасём Мегары, Эгину и Саламин. Во-вторых: вспомни, именно при Саламине дельфийский оракул обещал нам «врагов одоленье». Поверь, когда люди принимают разумные решения, то обычно им всё удаётся. Если же их решения безрассудны, то и боги не помогают человеческим начинаниям.
По лицу Еврибиада было видно, что всё услышанное произвело на него впечатление.
Спартанец пообещал на рассвете следующего дня вновь собрать военный совет.
– Все свои доводы, Фемистокл, ты повторишь на совете, - сказал Еврибиад.
– Посмотрим, что скажут наши союзники, но я, пожалуй, поддержу твоё мнение.
В эту ночь Фемистокл лёг спать, чувствуя себя победителем.
Ранним утром военачальники, собранные на совещание, встретили речь Фемистокла гневным ропотом.
– Какие ещё могут быть обсуждения?
– зазвучали недовольные голоса.
– Надо уходить к Истму! У берегов Аттики нам нечего делать, ведь Афины сожжены персами. Если афиняне так дорожат Саламином, то пусть сами и защищают этот островок!
Еврибиаду с трудом удалось восстановить порядок.
Однако едва Фемистокл снова стал говорить, опять поднялся шум, посыпались злобные реплики - это пелопоннесцы выражали своё недовольство. На кораблях всё было готово, поэтому военачальники в большинстве своём не желали откладывать отплытие.
Чаще других возражал коринфянин Адимант. Уловив момент, он громко обратился к Фемистоклу:
– Человеку, не имеющему своего города, не следует уговаривать тех, у кого он есть, оставить отечество на произвол судьбы.
На какое-то время воцарилась тишина, поскольку все присутствующие увидели, каким сильным гневом исказилось доселе спокойное лицо Фемистокла.
Он повернулся к Адиманту.
– Ты смеешь говорить мне такие слова, негодяй! Да, афиняне оставили дома, не желая быть рабами из-за бездушных вещей. Но город у нас есть, он больше всех городов в Элладе. Это двести триер, которые стоят у Саламина, чтобы помогать вам, если вы того хотите. А если все вы хотите лишь бежать, то знайте, что афиняне хоть сегодня могут отплыть в Италию и обрести там отечество не хуже того, которое потеряли. Вы же, лишившись таких союзников, как мы, ещё вспомните мои слова!
После этих слов Фемистокла Еврибиад забеспокоился: ведь без афинян остальные эллины не могут и мечтать о морской победе над варварами. Оценив ситуацию, он объявил свой приказ: флот остаётся у Саламина.
Адимант, сочтя себя глубоко оскорблённым, сразу после совета встретился наедине с Еврибиадом.
– Что с тобой, Еврибиад? Я не узнаю тебя!
– возмущённо начал Адимант.
– Неужели ты пойдёшь на поводу у Фемистокла? С каких это пор его советы стали весомее моих? Что нам защищать у берегов Аттики, ответь мне. Развалины Афин? Семьи афинян, высаженные на Саламин? Их семьи можно погрузить на корабли и вывезти в Мегары, в Коринф, куда угодно! Время для этого ещё есть. Пойми, Еврибиад, Фемистокл рвётся к верховной власти над эллинским флотом. Ради этого он пойдёт на все! Он гордится большим афинским флотом, но ведь и Коринф выставил целых сорок триер.