— Вы сделали свой выбор, но боюсь, что вы пожалеете об этом. Мне, впрочем, все равно. Я приехала сюда сегодня преисполненная милосердия и доброй воли, надеясь, что смогу помочь вам. Пройдет не так много времени, и у меня будет сын… — Она высоко подняла подбородок, пока глаза Марии скользили по ее точеной фигуре. — И тогда ваше нынешнее и так приниженное положение сойдет вовсе на нет. Я предупреждаю вас, король все равно подчинит вас своей воле, а запоздалые сожаления о вашем сопротивлении не изменят ни на йоту его решения. Но пусть все это падет на вашу голову. — С каким-то тайным всплеском сумасшедшего юмора она отметила про себя, что поговорка «последнее слово всегда должно оставаться за сильным» оказалась правильной.

— Вы позволите мне удалиться, мадам? — На губах Марии играла улыбка жестокого превосходства молодости, от которой натянутые нервы Анны вконец сдали.

— О да, убирайся с моих глаз раз и навсегда. — Взмахнув атласными юбками, она повернулась на высоких каблуках и отошла к окну, демонстрируя своей спиной полное безразличие. Мария тихо выскользнула из комнаты. Анна приложила горящую щеку к стеклу, ожидая, пока утихнет бушующий в ней шторм, чтобы уступить место полному безразличию. Ну что же, хитрая уловка брата оказалась бесполезной. Будет даже интересно посмотреть, как он будет выглядеть, когда она расскажет ему о провале его плана, — если не учитывать, что самой ей сейчас смеяться совсем не хотелось. Как же глупы они оба были, если могли вообразить, что девятнадцатилетняя приверженность чему-то может быть легко обменена на какую-то сверкающую пустышку! На секунду она устало подумала о том, каково это жить в шкуре Марии, быть такой уверенной в своей правоте, быть закованной в броню высокой нравственности, чтобы ноги ощущали под собой твердую почву. Не в пример ей, неуверенно, отчаянно бредущей по болоту неизвестности. О, если бы ее отважная похвальба имела какое-то подобие правды, если бы в ее теле зрел эмбрион сына, пусть от кого угодно. Пришла неожиданная реакция, и долго сдерживаемые слезы хлынули по ее дрожащим щекам, разбиваясь крупными каплями по подоконнику, на котором она сидела. Сейчас Анна испытала то чувство полного опустошения и одиночества, которое так было знакомо Марии в течение уже стольких лет.

Близился конец года, катясь к Рождеству. Но дух праздника в этом году более чем когда-нибудь отсутствовал в замке Кимболтон, где постепенно расставалось с жизнью измученное тело Екатерины. Она теперь вообще не вставала с постели, иногда впадая в беспамятство, неизменно уносясь мечтами в детство, где видела себя маленькой девочкой при испанском дворе, окруженной семьей, вечно юной. Хрупкая, но уверенная в себе мать, красивый, гуляющий на стороне отец, ее единственный брат, столь прелестный в младенчестве, но так и не достигший зрелости. Вокруг нее были ее сестры, уже тогда окруженные призраком сумасшествия и преждевременной смерти.

Но даже более живо, чем эти любимые образы, на нее накатывали запахи миртов, померанцев и апельсинов, аромат тысяч цветов, звон дворцовых фонтанов и свет обжигающего солнца. Было невероятно тяжело очнуться от всех этих запахов и цветов и очутиться в грубой реальности продуваемого сквозняками негостеприимного замка, окруженного затхлыми болотами и топями, над которым вечно стонет никогда не затихающий ветер.

В начале января Екатерина почувствовала себя немного легче после визита Чапуиза, этого преданного друга, которого ей не разрешали видеть так долго.

— У меня накопилось так много того, что мне надо сказать вам, и так мало времени, чтобы сделать это, — возвестила она ему, когда он сел на краешек ее постели.

— Вашему величеству не пристало говорить подобные вещи. — Как и любой нормальный человек, Чапуиз не принимал явных проявлений болезни или смерти и торопился принести ей свое успокоение: — Ваше недомогание скоро пройдет. Во всем виновата погода, я уверен в этом. Эта ни на что не похожая английская зима. Вы и я, мадам, появились на свет в гораздо более цивилизованном климате. — Он с дрожью посмотрел на то, что открывалось его взгляду через узенькое окошко, где низкое серое небо обещало снег, и с тоской подумал о том, когда же он наконец сможет вернуться в свои теплые края.

Но Екатерину было не так-то просто провести. Она в отрицательном жесте подняла свои теперь оплетенные голубыми венами, некогда такие красивые руки, сейчас скрюченные ревматизмом, и позволила им упасть на покрывало.

— Я знаю, что вы говорите от чистого сердца, но давайте не будем обманывать друг друга. Я верила, что мне хватит сил, чтобы еще раз увидеть вас и поделиться с вами своими тревожными мыслями. — Вид у нее был жалкий. — Мое смертное ложе часто навещают призраки тех, кто из-за меня подвергся страшным казням после непереносимых мук. Мои дорогие друзья, епископ Фишер и Томас Мор. Эти храбрые картезианские монахи. Мои столь же храбрые юные духовники. Их осуждающие лица, кажется, окружают меня. Но они всегда живы в моей памяти. Только я ответственна за их судьбу.

Она вздрогнула от рыданий, и Чапуиз, боясь, что она захлебнется в слезах, воскресил все свои познания в латыни, вдруг всплывшие в его памяти, и, присовокупив к этому искусство дипломата, постигнутое за многие годы, проведенные в чужих странах, попытался облегчить ее страдания.

— Ваше величество, вы ставите себя на место Господа Бога, — ласково пожурил он ее. — Вы не можете отвечать за всех живущих в этом мире. Они сами строят свою судьбу. И наши друзья сами избрали свой путь на эшафот. Они пошли навстречу судьбе по собственной воле. И они были бы очень недовольны, если бы подумали, что к этому их хотя бы слегка подтолкнули вы. Они приняли свою муку с открытым сердцем. Они были подвигнуты к ней не вами, и помните, все они имели возможность избежать этого пути, пока было время. Так надо ли обвинять себя в том, что они сами не захотели сделать этого?

— И все же, если бы я была с самого начала не такой непреклонной, если бы согласилась на расторжение брака, если бы ушла в монастырь или тихо жила в каком-нибудь замке, не было бы разрыва с Римом и нужды в этих страданиях за веру.

Если бы, если бы, если бы! Если бы остался в живых хоть один из сыновей Екатерины; если бы Мария родилась мальчиком; если бы сэр Томас Болейн не лег в одну прекрасную ночь в постель со своей женой и не зачал бы Анну; если бы Анна вышла замуж еще в молодые годы; если бы она не танцевала перед королем в Гринвичском дворце; если бы она не так долго не допускала его к себе…