Олексюк Алексей
Шрифт:
6. Непонятное место. Некоторые литературоведы считают, что глагол «ухует» является синонимом слова «слушает», другие же предполагают здесь намёк на потребление ухи (рыбного супа). Не исключено также, что ухо падает в воду (ср. с глаголом «ухнуть» в значении «упасть»).
7. По-видимому, персонаж славянской мифолингвистики.
8. «Вешики» – это не только те, кто родился весной, но и олицетворение исторических вех.
9. Небольшие плоды хвойных растений, по форме напоминающие средиземноморские фиги. Абсолютно не съедобны. Зачем они нужны вешикам – неизвестно.
10. То есть «украли шишики».
11. Вряд ли здесь производное от жаргонного выражения «ботать» (говорить). Скорее, это диалектное слово, близкое по своему значению к глаголу «пытать» в его изначальном значении «выспрашивать».
12. В психосоциальном плане то же самое, что шваль,
13. Вряд ли справедливо здесь видеть жестокую расправу с представителями финно-угорского племени чудь. Скорее всего, фразу следует понимать в переносном значении (ср. с выражением «вешать лапшу»).
14. Сокращение от «так же».
15. Не просто упитанное, а упитанное до тучности, т. е. до состояния тучи.
16. То есть лениво, неспешно, как течение реки Лены.
17. Это место не имеет однозначного толкования среди специалистов.
История просвещения, или От фонаря до лампочки
Мы все учились понемногу…
Не помню, кто сказал
1. Экзамен
В школе я учился весьма посредственно. Те предметы, которые мне нравились, которые меня увлекали, я учил. А те, которые напрягали, казались сложными или скучными, соответственно, не учил.
Химия была в числе моих самых нелюбимых предметов. Я её не понимал. Все эти валентности и кавалентности казались мне абстрактной абракадаброй. А вот нашей учительнице по химии я почему-то (вернее, чем-то) нравился, и она прощала мне нелюбовь к предмету её любви, «вытягивая» на абсолютно незаслуженные «четвёрки».
Но всё когда-нибудь кончается. И это справедливо. Настал, в конце концов, и мой судный день. Нам продиктовали тридцать с лишком экзаменационных билетов, по два вопроса в каждом: один теоретический, другой – практический, задача. Нам не давали готовых ответов, все эти вопросы мы уже проходили в течение года. За неделю, отведённую на подготовку, мы должны были просто повторить пройденное.
Просмотрев билеты, я понял, что не понимаю в них ничего. Я даже не понимал самих вопросов, о чём вообще идёт речь…
К счастью, у меня была двоюродная сестра. Она, к счастью, есть и сейчас. Надеюсь, будет и впредь. Но тогда она работала лаборантом в химической лаборатории, что для меня в сложившейся ситуации являлось огромной удачей.
Тетрадка с билетами была препровождена к двоюродной сестре и получена от двоюродной сестры, испещрённая её бисерным почерком. Там было всё: теория, формулы, решения задач, примеры…
Оставалось это выучить.
Но тут зазвонил телефон.
– Кто говорит?
– Слон.
– Кто?
– Слонов Пашка! Ты, чё, совсем уже заучился?
– А что надо?
– Шоколада! Ты билеты по химии «накатал»?
– Написал.
– Дай «скатать»?
– Я сам ещё не учил.
– Ладно, не будь жмотом! Принеси завтра в школу, я быстренько «скатаю» и верну тебе после уроков.
– Хорошо.
Это было роковой ошибкой. Дело в том, что множительной техники – ксероксов или сканеров – о ту пору в наших краях не существовало, а переписать целую тетрадь от руки для двоечника и лентяя Паши Слонова оказалось трудом непосильным.
После уроков я, как и было условленно, подошёл за своей тетрадью.
– Ах, да! – спохватился Паша. – Тетрадь?.. Я это… понимаешь, братан, в чём дело… я завтра тебе отдам.
Нужно ли говорить, что тетрадь с билетами не вернулась ко мне ни завтра, ни послезавтра, ни послепослезавтра.
Паша принёс её только утром в день экзамена.
– Спасибо, – сказал он, протягивая мне порядком поистрепавшийся «талмуд».
Мне хотелось сказать очень многое. Самые яркие слова и устойчивые фразеологические обороты, из тех, что я знал, сплетаясь в витиеватые «трёхэтажные» предложения, готовы были сорваться с моих губ. Такого прилива вдохновения я не испытывал давненько. Но страшным усилием воли сдержал себя.