Третий вопрос:

Трансцендентальный опыт приходит с раскрытием Сахасрары?

Нет, трансцендентальный опыт приходит после раскрытия. Но просветление имеет две составляющие. Сначала умирающий ум – ум, которому приходит конец, который вот-вот умрет, который достиг предела, подошел к завершению, – постигает просветление. Но дальше он не может пойти, он стоит перед препятствием. Ум знает, что это его конец, и в своем конце он познает также конец страдания, он познает также конец разделения, он познает также конец извечного конфликта. Всему этому приходит конец, и ум воспринимает это как просветление, но это все еще восприятие ума. Это просветление, воспринятое умом.

Только когда ум исчезает, наступает подлинное просветление. Тогда вы переживаете трансцендентальный опыт, но вы не можете о нем говорить, вам нечего о нем сказать. Вот почему Лао-цзы говорит: «Все, что может быть сказано, не истинно. То, что вы скажете, не будет истинно – истину невозможно высказать. Об истине можно сказать только это, и только это истинно».

Это последнее утверждение ума. Это последнее утверждение исполнено смысла, глубокого смысла, но оно не трансцендентально. Его смысл все еще ограничен рамками ума, он ментален, это по-прежнему знание ума.

Можно сравнить это с пламенем – с пламенем в лампе, которое вот-вот погаснет. Наступает темнота, сгущается темнота, она подходит со всех сторон все ближе и ближе, а пламя умирает, оно подошло к пределу своего существования. Оно говорит: «Ну вот, наступила темнота», и исчезает. Теперь темнота стала полной и совершенной. Но последнее утверждение умирающего пламени было знанием пламени: темнота еще не была полной, потому что было пламя, был свет. Свет узнал темноту. Но свет не может по-настоящему знать темноту, он может узнать только свои собственные границы, а за этими границами – темнота. Темнота подступала все ближе и ближе, а свет готов был исчезнуть. Он смог произнести последние слова: «Я умираю», и затем наступила темнота. Темнота подступала, подступала и подступала, потом свет сказал последние слова и исчез, и темнота стала полной. Так что это утверждение истинно, но оно не является истиной.

Пламя исчезло, и наступила темнота: это истина. Теперь нет никаких утверждений, есть только темнота. Утверждение было истинным, оно не было неверным. Это было верно: темнота наступала, надвигалась со всех сторон. И все же это заявление было сделано светом, а то, что сказано светом, в лучшем случае может быть верным, истинным – но не истиной.

Только когда нет ума, может быть познана истина: когда ума нет, истина есть. А пока есть ум, ваши утверждения могут быть близки к истине, но не истиной, они могут быть не так далеки от истины, но не истиной. Последнее утверждение, которое способен сделать ум, будет ближе всего к истине, но больше об этом нечего сказать.

Так что между просветлением, постигнутым умом, и просветлением как таковым существует большая разница. Когда пламя умирает, не проходит и мгновения, а его уже нет. Пламя исчезает, и одновременно наступает темнота. Между двумя этими состояниями нет ни малейшего промежутка, но разница между ними огромна.

У умирающего ума в конце будут видения – видения того, что наступает. Но эти видения будут приходить в виде метафор, образов, архетипов. Ум не способен воспринимать ничто другое, ум приучен только к символам. Могут быть религиозные символы, художественные символы, эстетические, математические, научные символы, но все это символы. Ум так обучен.

Христианин увидит Иисуса, но математик, если умирает его ум, который был воспитан в нерелигиозном духе, не увидит ничего другого, кроме математической формулы. Это может быть ноль, или знак бесконечности, но это будет не Иисус и не Будда. А Пикассо в последний момент своего ума, возможно, увидит просто абстрактный цветовой поток. Для него божественное будет таким: он не может представить божественное никак иначе.

Итак, когда исчезает ум, исчезают и символы, и в конце ум прибегает к самому значимому символу, который он знает. А после этого, поскольку не будет ума, не будет и символов.

Это одна из причин того, что ни Будда, ни Махавира не говорили о символах. Они считали, что не имеет смысла говорить о символах, потому что все они ниже уровня просветления. Будда не хотел говорить о символах, и поэтому он перечислил одиннадцать вопросов, которые ему не следовало задавать. Было объявлено, что никто не должен задавать ему эти одиннадцать вопросов. Их не следовало задавать, потому что на них нельзя было дать точного ответа: нужно было использовать метафору.

Будда говорил: «Я не хочу использовать метафоры. Но если вы спросите, и я не отвечу, вам будет неприятно. Это будет невежливо, это будет неучтиво. Так что, пожалуйста, не задавайте мне этих вопросов. Если я вам отвечу, это будет вежливо, но ответ будет неточен, неправилен. Поэтому не ставьте меня в затруднительное положение. Я не могу использовать символы, чтобы высказать истину. Я могу использовать символы только для того, чтобы показать на не-истину, или приблизиться к истине».

Так что некоторые не используют никаких метафор, не говорят ни о каких видениях. Они все отрицают, потому что истина, воспринятая умом, не может быть самим просветлением: это две разные вещи. Когда ум исчезнет, исчезнут все его представления, и тогда наступит просветление, но уже без ума.

Итак, просветленный человек – это человек без ума, человек не-ума. Он живет без концепций, он действует, но не думает об этом, он любит, но обходится без идеи любви, он дышит, но не медитирует об этом. Он живет от момента к моменту, в полном единстве со всем целым, без вмешательства ума. Ум все разделяет, а теперь нет никакого разделения.