— Потерпите немного, пока князья не возвратятся из Орды, — уговаривали новгородцы. — Тогда мы изберём князя по великокняжескому ярлыку, по нашему обычаю исстаринному!

Новгородские бояре отнекивались, а многолюдное и нарядное новгородское войско угрожающе шевелило копьями, и крылья его медленно сближались, обтекая, как полая вода пригорок, тверскую рать.

Боярин Акинф и тверские воеводы сочли за благо отступить.

«Если не на новгородском рубеже, то в ином месте возьмём своё! — неистовствовал боярин Акинф. — На Переяславль, на Переяславль!»

Но и там честолюбивого боярина подстерегала неудача. Князь Иван Даниилович, новый владетель Переяславля, успел собрать войско и сесть в осаду.

Боярин Акинф Семёнович с сыновьями Иваном и Фёдором бесстрашно подъезжал к городским стенам, увещевал переяславцев не проливать крови за князя Юрия, яко тать в ночи бежавшего в Орду, города свои на погибель оставившего...

С воротной башни ответствовал старый священник Иона:

— Переяславцы крест целовали князю Юрию, а к супротивнику его не переметнутся, живот положат за правду свою и московскую. А прочь не пойдёте — быть бою...

Простые же люди переяславские кричали со стены срамные слова, которые и повторить-то христианину стыдно, и грозили боярину Акинфу копьями.

Князь Иван Даниилович, владетель и наместник переяславский, даже на стену не поднялся, являя своё презрение к дерзким крикам боярина Акинфа. Что толку браниться? Пусть с чернью боярин лается, если гнев свой сдержать не может! Если б знал боярин Акинф, что ждёт его через день-два, посмирнее бы говорил!

Но боярину Акинфу не дано было знать то, что знал князь Иван. На помощь Переяславлю воевода Илья Кловыня вёл из Москвы большое войско. И о том, как будут переяславцы и москвичи вести битву, было заранее договорено. Соберутся московские рати тайно в пригородных лесах и оврагах перед вечером, а ночью верный человек на ладье выплывет в Плещеево озеро, зажжёт два факела. А с городской башни, что к озеру выходит, ответят ему тремя факелами — два рядом, а один поодаль. И значить это будет, что и переяславцы в городе, и москвичи под городом готовы к битве, и с первыми лучами солнца ударят воинству боярина Акинфа в чело и в спину — одновременно! Так пусть ярится боярин, конца своего не предвидя...

...Ночь выдалась холодной и ветреной. Сосновые леса на возвышенностях, окружавших переяславскую низину, раскачивались и гудели, и в этом гуде не слышно было осторожных шагов московских ратников. Неслышными быстрыми тенями скользили конные дружинники, скапливаясь в оврагах. Воевода Илья Кловыня за считанные дни успел собрать большое войско, смело обнажил все рубежи Московского княжества, кроме Тверского: знал, что именно под Переяславлем решается судьба войны. И из Звенигорода пришли ратники, и из Можайска, и из Рузы, и из Коломны с коломенским сотником Якушем Балагуром.

Коломенская дружина остановилась в лесу на высоком берегу Плещеева озера. Воевода Илья Кловыня велел Якушу Балагуру вечерком отыскать в прибрежных деревнях ладью и самому никуда не отлучаться.

— Нужен будешь ночью! — закончил воевода своё короткое наставление.

Якуш понимающе кивнул головой. Он не стал интересоваться, зачем нужна ладья и зачем сам он будет нужен воеводе: знал, что Илья Кловыня до времени ничего не скажет. Да и сам Якуш привык к загадкам. Последние три года что ни дело, то загадка! Видно, уж на такой путь его поставил воевода — ходить в стороне от проторённых дорог!..

Коломенский десятник Левуха Иванов, которому Якуш Балагур верил, как самому себе, вернулся только к полуночи, шепнул на ухо:

— Есть ладья... Шесть вёрст пришлось идти по берегу, пока нашёл... Из ближних-то деревень люди от рати разошлись розно...

Шепнул и замялся, будто ещё что-то хотел прибавить, но сразу не решился.

— Да уж говори, чего недоговариваешь! — усмехнулся Якуш. — Вижу ведь, что сказать хочешь!

— С ладьёй и хозяина привёл, рыбака здешнего. Говорит, без знающего человека по Плещееву озеру плавать опасно, сердитое оно, Плещеево-то озеро. Вот я и подумал...

— Верно подумал. Но рыбака стерегите крепко.

— Стережём. Самко да Ишута глаз не спускают...

Дружинник Самко и Ишута Нерожа, сын воротного сторожа, были людьми надёжными, и Якуш успокоился. По делу будет видно, надобен окажется рыбак или нет. Пусть посидит пока под караулом...

Наказ воеводы Ильи Кловыни был короток и прост: выехать в ладье на озеро, стать поодаль от берега, зажечь два факела, подождать, пока на городской башне поднимут три горящих факела, два рядом, а третий — поодаль, и немедля возвращаться. Ждать воевода будет тут же, на берегу. Десятника Левуху, который привёл здешнего рыбака, воевода одобрил, но прибавил, как и Якушка: «Стерегите его крепко, чтоб до утра под караулом был!»

Ветер разогнал на озере большую волну. Ладья тяжело опускалась между валами, резала гребни высоким острым носом. Весла рвались из рук. Но рыбак, севший у рулевого весла за кормчего, уверенно направлял ладью вдоль берега, туда, где неясно маячили над тёмными валами стены и башни Переяславля-Зялесского. Дальше, за невидимой в ночной тьме рекой Трубеж, мигали на лугу костры осадного тверского войска.

— Город прямо перед носом! — донёсся едва слышный в вое ветра крик рыбака. — Куда дальше править?