— Нет. Я ждала недели две, а потом вновь набрала номер ее телефона. Никто не ответил. Несколько дней подряд я вновь и вновь пыталась связаться с ней. Напрасно.

— Она избегала вас?

— Сначала я так и подумала. В конце марта я решила отправиться на выходные в Марну, чтобы поговорить с Николь при личной встрече. Приехав в Суланж, я увидела, что на воротах висит замок, а сам дом заперт.

Не знаю почему, но у меня появилось чувство, что продолжение мне не понравится.

— Я позвонила в дом ее ближайших соседей. Если можно так выразиться, моя поездка оказалась не напрасной.

Элоиза замолчала и взяла в руки конверт, так долго не дававший мне покоя. Из конверта она вынула газетную вырезку.

— Читайте.

Это была статья из «Юнион» от 14 марта 1999 года.

«Во время ограбления была убита восьмидесятилетняя женщина».

Я почти сразу понял, что жертвой стала Николь Браше, и погрузился в чтение статьи. Я узнал о жутких обстоятельствах смерти старой женщины, которую привязали к стулу, избили, а затем оставили умирать в кладовке ее собственного дома в Суланже. Жандармы воздерживались от комментариев, но, судя по просочившейся информации, дом был разгромлен. Наиболее вероятным мотивом считалось ограбление.

— Эту статью мне дали соседи Николь Браше. Они вырезали ее из газеты. Сначала я, разумеется, подумала о стечении обстоятельств. Я ни на мгновение не могла представить, что между смертью старой женщины и ее военным прошлым может существовать какая-либо связь. В газете писали об ограблении. Но когда вы мне сегодня позвонили и рассказали о надписи на стене вашей спальни, я… растерялась.

Я был ошеломлен. К длинному списку вопросов, которые я сам себе задавал несколько часов назад, Элоиза добавила еще один, сбивающий с толку трагический вопрос.

— Вы полагаете, что эту женщину могли убить, чтобы помешать ей быть с вами откровенной?

— Я вовсе не это хотела сказать, — ответила Элоиза. — Я начала собирать сведения и узнала, что за последнее время в том краю произошло несколько аналогичных ограблений. Те, кто убил старую медсестру, работавшую в лебенсборне, не имеют, несомненно, никакого отношения к тем грабителям, которые проникли в вашу квартиру.

— Но, похоже, вы не верите в совпадения…

— Не знаю, что и думать. Единственное, в чем я уверена, так это в том, что кто-то знает о моем расследовании и о ваших открытиях. И этот кто-то готов на все, чтобы помешать нам узнать как можно больше о лебенсборне Сернанкура.

Официант убрал с нашего столика грязную посуду. Я пытался оценить вероятность того, насколько эти события могли быть связаны друг с другом. У меня не было никакого желания испытать приступ паранойи, но необычный визит, который нанесли мне незваные гости, заставлял меня рассматривать все варианты.

— Что вы предлагаете, Орельен?

— Думаю, нам нужно связаться с полицией и рассказать им все, о чем нам известно…

— Но?..

— Но если судить по этой статье, все верят в ограбление, закончившееся убийством. Вы представляете себе, как мы придем в полицию и начнем рассказывать им в подробностях все, что нам известно о лебенсборнах? Да полицейские поднимут нас на смех. К тому же я, вероятно, немного поторопился.

— Что вы имеете в виду?

— Я навел порядок в своей квартире. Словом, я уничтожил все следы взлома. Мне только не удалось полностью стереть надпись с угрозами над моей кроватью.

Элоиза нахмурилась.

— Действительно, это плохо.

— Вы тоже так думаете?

— Полицейские не поймут, почему вы поспешно уничтожили следы ограбления, прежде чем связались с ними.

— Тем хуже. Что сделано, то сделано.

— А что с этим Долабеллой, о котором вы мне говорили?

— Я попытаюсь разузнать о нем, во всяком случае, прояснить, что связывало его с моим дедом. А пока вам все же надо соблюдать осторожность. Полагаю, на данном этапе вы не будете менять тему своей диссертации, неожиданно заинтересовавшись жизнью крестьян Марны в конце ХIХ века.

Элоиза улыбнулась.

— Я в раздумьях. Только вот, к сожалению, мне кажется, что над этой темой уже кто-то работает.

— Еще вина?

— Самую малость. А что вы собираетесь делать?

— Полагаю, принимая во внимание все эти события, мне не стоит торопиться. У меня больше нет оригинала фильма, моего кота убили, а квартиру разгромили. Я должен подумать о себе и забыть про эти последние недели.

— Понимаю. На всякий случай я принесла вам вот это.

Из сумочки, в которой уже лежал конверт с газетной вырезкой, Элоиза вынула аудиокассету.

— Новый сюрприз?

— Это записи моих бесед с вашим дедом. Вы должны их прослушать. Он говорит, правда по-своему, о своем прошлом, о работе в лебенсборне.

Я не мог не обратить внимания на слова «правда по-своему», которые доказывали, что его свидетельство должно было быть ключевым.

— Я не уверен, что готов выслушать все это, — признался я. — Вы воспринимаете эту историю со стороны. Я же сейчас на это не способен.

— Время терпит. Все же возьмите кассету, это копия. Я уверена, что в надлежащий момент вы ее прослушаете.