Говоря это, Зураб мел пол. Водил и водил веником по одному и тому же месту. Чище в комнате от этого не становилось, но Маша понимала, что ему нужно куда-то деть глаза и руки.

— Зураб, я не знаю, что сказать… — Она беспомощно развела руками.

— А я и не жду от тебя слов. Только действия. На сегодняшний момент, по крайней мере, одного. А именно — останься, не уезжай. Обещаю вести себя идеально. То есть не докучать тебе своей любовью. Я буду просто находиться рядом, заботиться о тебе. И ждать, когда ты увидишь во мне не только друга.

— Это ужасно — ждать! Уж я-то знаю.

— Мне привычно, Маша.

— А мне нет… — Она взяла вилку и ткнула в макароны. Остывшие, несоленые, их было противно есть, и Маша отодвинула тарелку. — Если бы Дато погиб, нам бы сообщили?

— Да.

— Значит, он жив. Но почему не пишет? — в тысячный, наверное, раз задала она этот вопрос. — Ты обещал сходить домой к его товарищу. И спросить у родственников, есть ли от него весточки.

— Я ходил.

— И?

— От него пришло уже три письма. В одном он сообщил, что трое из отряда погибли. — Маша вскрикнула. — Дато среди убитых нет. Тех парней уже похоронили — их тела доставили в Тбилиси. Я не говорил тебе об этом, чтоб лишний раз не расстраивать.

— Я пойду полежу…

— Может, лучше прогуляемся? Погода замечательная.

— Не хочу.

— Но ты и так все дни лежишь, а выходишь затем, чтоб позвонить бабушке или на кладбище сходить.

Она отмахнулась и ушла в комнату, плотно закрыв за собой дверь.

Прошло еще пять дней. Тоска навалилась с такой силой, что Маша чувствовала себя придавленной бетонной плитой — ни пошевелиться, ни вздохнуть. «Завтра пойду на вокзал за билетом, — решила она. — Возьму на первый же отправляющийся в Москву поезд!»

И вроде легче стало. Даже уснула без мучений. Но среди ночи проснулась от того, что слезы душат.

— Маша, что с тобой? — услышала она взволнованный голос Зуры. Он, потревоженный ее всхлипами, вбежал в комнату.

Она хотела ответить, но не смогла — задыхалась от рыданий.

Зура бросился к ней, прижал к себе и стал успокаивать. Он гладил ее по волосам, шептал что-то ласковое, укачивал, словно ребенка. И Маша стала затихать.

— Хочешь, я полежу с тобой, пока не уснешь? — прошептал он.

— Хочу.

Не размыкая рук, в кольце которых он держал ее, Зура опустился на бок.

— Я так измучилась, — выдохнула Маша. — Кто придумал, что любовь это прекрасно? Муки сплошные…

— Любовь прекрасна, — не согласился с ней Зура. — Несмотря на муки.

— Чем?

— Только она дает человеку крылья.

— У тебя они есть?

— Большие, сильные, как у Пегаса, мифического крылатого коня, любимца муз.

— А когда их сломают, что делать с этими бесполезными отростками? Только мешают они.

— Ждать, когда заживут.

— Ждать, опять ждать! — Ее голос сорвался.

Зураб шепнул ей на ухо:

— Тшшш… Успокойся. — И вдруг, приподнявшись на локте, поцеловал. Впервые! Раньше он даже щеки ее губами не касался, а тут в губы.

Маша удивленно на него воззрилась.

— Знала бы ты, как давно я мечтал об этом… — И снова склонился над ней. У Зураба оказались мягкие, нежные губы. И поцелуи его были приятны Маше. Как и его слова о любви.

А еще ей было с Зурабом спокойно. Всегда, а особенно сейчас. Он как атлант взвалил на свои мощные плечи плиту, что давила на нее, не давая двигаться и дышать.

Он целовал ее и говорил, говорил… Она слушала и отвечала. Но лишь на поцелуи. Сказать ей Зуре было нечего…

Маша гладила его плечи. Они были мощными и волосатыми. Совсем не такими, как у Дато. И это хорошо. В данный момент она хотела забыть о нем.

Зураб стянул с нее майку. Руки у него тоже были большими. Когда одна ладонь накрыла Машину грудь, она утонула в ней. Ее грудь предназначена для изящной руки Дато…

Нет, прочь эти мысли, прочь!

И, закрыв глаза, Маша обхватила ногами бедра Зураба, помогая ему проникнуть в нее.

…Она проснулась от шума. Где-то совсем рядом грохнуло, и Маша испуганно вздрогнула.

Что это? Выстрел?

Нет! Хлопнула входная дверь.

Это стало ясно, когда Маша обернулась и увидела… Дато!

Худой, обросший, изможденный, он стоял посреди комнаты и смотрел на нее. На губах еще можно было уловить тень улыбки, которая блуждала по его лицу несколькими секундами ранее.

Маша зажмурилась. «Господи, пусть это будет сном! — взмолилась она. — Самым страшным кошмаром… Я открою глаза, и окажется, что секс с Зурой мне приснился, а он не лежит голый в обнимку со мной…»