Сестра встретила Сандро неприветливо. Хотела обратно отправить. Но он в позу встал. Сказал, в село не вернусь. А если насильно увезете, снова сбегу.

— Я имею такое же право жить здесь, как и ты, — рявкнул он на сестру, когда она в очередной раз заявила о том, что для него в квартире места нет.

— Но ты должен жить с мамой!

— Это еще почему? Я уже взрослый, могу вообще жить один. Но придется с тобой.

— У меня две дочери, я не могу заботиться еще и о тебе.

— А я не прошу, — фыркнул он.

Конечно, сестра с мамой сдались не сразу. Пытались уговорами и угрозами вернуть Сандро в поселок, но тот стоял на своем. Отстали женщины только после того, как он заявил, что уровень поселковой школы слишком низок, а он собирается поступить в государственный университет. Он на самом деле поступил бы, если б захотел. Сандро был чрезвычайно умен и не ленив. Обожал читать, проводить химические опыты (ему, как победителю олимпиады, подарили набор «Юный химик»), заниматься французским, тяга к которому была у них семейной. В школе учился на четверки, не прилагая никаких усилий. Только по физкультуре отставал, бегал и прыгал плохо. А то, что у него не получалось, Сандро делать не желал. Физрук ставил ему четверки только затем, чтоб не испортить аттестат. Все учителя были уверены, что мальчик пойдет после школы в институт.

Но Сандро всех удивил: подался в бандиты. Он еще школьником крутился возле лихих ребят. Присматривался. Когда понял, что сможет прижиться в их стае, примкнул к ней. Дато познакомился с ним через Балу. Друг отзывался о Папе с большим уважением. Говорил, что он мозг. Пообщавшись с Сандро, Дато сделал тот же вывод. Девятнадцатилетний Сандро был умнее большинства мужчин, годящихся ему в отцы и деды. Он много знал, здраво рассуждал, имел на все свое мнение, а главное, мог логически объяснить каждый поступок, не важно, свой или чужой. По его мнению, жизнь простая штука. Как шахматная партия, микросхема, химическая реакция. Для тех, кто не разбирается в точных науках, все это — темный лес. Но для человека знающего — и шахматы, и схема, и реакция более чем понятны.

— А как же любовь? — спросил у него Дато. — Ее тоже можно объяснить логикой? Но она ей не поддается! Это такое чувство…

— Которое возникает благодаря химическим процессам, — пожал плечами Сандро. — И физиологическим, естественно. Ее объяснить даже легче, чем ненависть. Поэтому это чувство меня занимает меньше всего.

— Ты как Шерлок Холмс!

— Я бы предпочел сравнение с профессором Мориарти, — парировал он.

И все же, несмотря на разногласия, они очень неплохо общались. Как сказал Балу, Сандро был расположен к Дато изначально, зная о его происхождении. Папа Римский питал слабость к людям, в чьих жилах текла «голубая» кровь, пусть даже разбавленная, как и у него.

Давид не вспоминал об этом человеке долгие годы. Но сейчас, когда о нем зашла речь, он подумал, что Папа наверняка стал королем преступного мира Тбилиси точно так, как профессор Мориарти — лондонского. Дато спросил у Балу, верны ли его предположения, но услышал в ответ не то, что ожидал:

— Папа ушел из криминала в начале двухтысячных. Потерял к нему интерес. Связи у него, естественно, остались. Авторитет тоже. Но он далек от «стаи», частью которой был когда-то. Консультирует иногда, выступает посредником, но не более.

— Чем же он занимается?

— Просто живет в свое удовольствие. Путешествует, читает книги, химичит, опять же. Денег у него море. Успел заработать, умело вложить и не растратить на всякую ерунду, типа кабаков, наркотиков, баб. Все это ему не интересно. Исследованиями в разных областях увлекается, это да. Но видно, они не такие затратные. То есть адронный коллайдер он в подвале не держит, и клонирование его не интересует.

— Балу, я восхищен! Ты стал таким продвинутым, — подколол друга Дато, с телефоном шагая в ванную.

— У меня дети растут, я должен быть таким. Чтоб, когда они спросят, папа, а что такое…

— Адронный коллайдер?

— …Я смог бы ответить, — закончил мысль Балу. — Ты встал с кровати?

— Я тебе больше скажу — готов умыться и почистить зубы.

— Молодец. Запоминай адрес.

Продиктовал… и отключился.

Дом на Руставели рядом со старым парламентом был хорошо знаком Дато. Он бывал в нем когда-то. В квартире на втором этаже жил один его хороший знакомый. Теперь он поднимался на третий. Последний. Вместо трех дверей на площадке — одна. Зато какая! Бронированная, как в банковском хранилище. Но красивая. А вокруг нее рисунки, словно в Сикстинской капелле. Дато бывал в Ватикане и видел фрески на ее стенах. Сцены из жизни Христа и Моисея, написанные Боттичелли и Рафаэлем, его впечатлили. Те, что украшали стены этого подъезда, — тоже. Только на них вместо библейских персонажей — Сандро, хозяин квартиры, находящейся за бронированной дверью.

Давид прежде чем позвонить, рассмотрел «фрески». Написаны они были с большим мастерством. Папа на них легко узнаваем. За те годы, что Дато не видел его, он мало изменился. Что неудивительно, ведь он в двадцать с небольшим выглядел как сорокалетний. И не только из-за седины. Была в лице Сандро взрослая суровость.

Дато нажал на звонок. Послышалась соловьиная трель. Через несколько секунд дверь открылась. Дато увидел мужчину. Это был не Папа.

— Добрый день, — приветствовал его мужик. — Проходите.