Так вот, однажды, когда они возвращались в табор, Ждан отпустил вожжи, и кони сами потихоньку брели по едва заметной колее, проложенной в буйных зарослях пахучих трав. Мать не сводила с сына измученных глаз и в который раз слушала его неторопливый рассказ о бегстве, о Кончаке, о Самуиле, о князьях… Шершавой, натруженной рукой гладила его руку, а другой вытирала слезы, туманившие глаза, когда она слушала о смерти отца или о княжеском порубе в Новгороде-Северском.

–  Бедненький мой! Родименький мой!
– шептали её худые посиневшие губы.

Увлечённые воспоминаниями, они не заметили, как из придорожной рощицы выехал всадник и помчался им наперерез.

–  Урус, стой!

Ждан придержал коней.

Всадник подъехал вплотную к возу, натянул поводья.

Им оказался отрок-чабан. На плечах - вытертый чепкен, на ногах - постолы из сыромятины, на голове - войлочный островерхий каук, из-под которого выбивалась копна густых черных волос. За плечами - лук, на боку сабля и кожаный тул со стрелами.

Ждан недоуменно посмотрел на незнакомца. Что ему нужно?

Тот тоже какое-то время молча, пристально разглядывал мать и сына, а потом внимательно огляделся вокруг и тихо заговорил, словно боялся, что кто-то может подслушать в этой безлюдной степи:

–  Скорей отправляйтесь домой! Неужели не видите сами, что Кобяк вот-вот двинется на Русь? Тогда вас задержат здесь, как заложников!

Ошеломлённый его словами, Ждан внимательно посмотрел на молодого чабана.

–  Кто ты такой? Как тебя зовут?

–  Не надо, не спрашивай.

–  Откуда ты так хорошо знаешь наш язык?

–  Моя мать - уруска… Научила…

–  Но ты-то ведь половец?

–  Это мой отец половец…

–  Почему ты решил предупредить нас?

–  Меня мать послала…

–  А сам бы этого не сделал?

–  Может и сам тоже… Я люблю нашу с матерью речь, ваши песни, ваших людей, вашу землю, хотя я никогда не видел землю моей матери, но она про неё так много и красиво рассказывала!.. И я верю, что так оно и есть, потому что мама у меня - святая! А её земля и для меня родная! Вы можете, должны мне верить. Верьте каждому моему слову! Уезжайте отсюда скорее!

–  Спасибо тебе, друг, и твоей маме передай нашу благодарность за такую важную весть и добрый совет…

Отрок хлестнул коня и быстро исчез в зелёных зарослях ивняка.

В тот же вечер, узнав такую важную весть, Самуил поднял своих людей и они отправились в обратную дорогу, в Киев.

Переволока - одна из самых известных переправ через Днепр в его среднем течении недалеко от Ворсклы. Здесь каменная гряда преградила воды реки и создала широкий, удобный брод, которым с прадавних времён пользовались коренные жители Приднепровья - славяне и многие кочевые племена. Те, что в продолжение многих столетий перекатывались, как волны, по необозримым степям между Волгой и Дунаем.

Самуил расположил свой табор недалеко от брода, в удобной, защищённой лесом от постороннего глаза долине, а на берегу оставил в потайном месте сторожу, которая должна была уведомить о прибытии князя с дружинами, а также о появлении половцев или других чужаков.

Три дня никто не появлялся. А на четвёртый, в полдень, на противоположном берегу показались два всадника. Они постояли у воды, напоили коней и когда убедились, что на переправе кроме них никого нет, начали переходить Днепр.

Дежурили как раз Ждан с Васютой, неуклюжим, спокойным отроком. Из-за густых кустов они зорко следили за тем, что делается на реке.

–  Как нам быть, Ждан? Пускай себе едут или нашим сообщим?

Ждан приложил козырьком ладонь ко лбу, закрывая глаза от солнца. Всадники походили на степняков, а степняки, хотя их и двое, могут привести за собой целую орду. Нужно сообщить Самуилу - пусть решает.

–  Мчись скорее, Васюта! Зови наших!

Не успели чужаки достичь середины реки, как прибыл Самуил со своей охраной, приказал перекрыть дорогу, ведущую в степь.

–  Кажется, половцы. Не разведчики ли Кобяка?

–  Кто знает. Схватим - узнаем, - шёпотом ответил Ждан.

Озираясь, всадники осторожно выбрались из воды на сухое прибрежье, немного постояли, тихо переговариваясь, а потом медленно двинулись к лесу на склоне горы.

Здесь их и перехватила стража Самуила. Они неожиданно выскочили из кустов, наставили копья и луки.

–  Стойте, кто такие?

Всадники оторопели и сопротивления не оказали. Их стащили с коней, отобрали оружие, поставили перед Самуилом.

Старший - сурового вида дебелый человек. Он не проявлял страха, только мрачно, исподлобья поглядывал и шумно сопел широким мясистым носом. Второй, молодой, перепугался, побледнел, дрожал, будто его трясла лихорадка. По всему видно - ещё ни разу в переделках не бывал.