Святослав вышел из палатки, бодрый, в расстёгнутой сорочке на груди. Блики от оружия ударили ему в глаза. Он остановился в изумлении и увидел оторопевших послов, по своему обычаю распростёршихся перед ним. Разумеется, он не мог разглядеть из лиц, он увидел только вздрагивающие спины, прикрытые драгоценными одеждами. Бросился к оружию, обнажил меч, попробовал его лезвие, помахал им в воздухе и мгновенно разрубил тушу мяса пополам с одного взмаха. Он поцеловал этот меч, радостно, как ребёнок, потом стал примеривать щит и латы. Паракимонен следил за каждым его движением. Он поднял голову и сказал:

– Василевс прислал тебе, князь, эти подарки, рассчитывая укрепить дружбу, а не разжигать войну, бессмысленную и кровопролитную.

Святослав насторожился:

– Уж не просит ли царь мира?
– спросил Святослав.
– Приличествует ли столь прославленному полководцу просить мира у презираемых вами варваров?

– Царь велел передать, что нет никаких причин оставаться с великим завоевателем, князем Руси, в ссоре. Что было бы полезнее для обеих держав крепить прочный мир, о котором ясно сказано и в наших прошлых договорах с твоим отцом и в устном разговоре с твоею мудрой матерью-Ольгой, принявшей дух новой веры в Царьграде. Русские всегда были самыми желанными гостями в нашей столице, и нет надобности убеждаться нам в том, чья сила возьмёт верх, потому что в силе твоей убедился весь мир, и пришло время, князь, изумить мир твоим безграничным великодушием и мудростью. Продолжение войны повело бы к разрушению величайшей и чудесной столицы, к смятению в европейских городах, к мятежам, к бессмысленному пролитию крови. Тогда как мир принёс бы тебе всё же плоды победы, которых ты добивался. Царь смиренно просит мира и не ограничивает тебя, князь, никакими условиями. Будь милостив и великодушен.

Паракимонен подал знак послам и они отдалились. Святослав пригласил Василия в шатёр, убранный восточными коврами.

Расчётливое и коварное унижение греков льстило простодушному и доверчивому Святославу. Он готов был слушать этого вельможу без конца и проникся к нему симпатией. Он даже стал задумываться над смыслом его доводов и находил в них резон. В самом деле: завоёванные пространства земель, ставшими русскими, нуждаются в порядке. Дымятся развалины усадеб, городов и сел, пепелища лежат на торговых путях; беглое население, встревоженное войнами, прячется в лесах, в пещерах, в оврагах. А тут ещё предстоят новые бои и великие жертвы… Царь, может быть, и не зря просит мира, побуждаемый к тому добротой души и состраданием к людям. А первый советник царя обещает все, что князю будет угодно, лишь бы столиц» не подвергалась напастям… Чувство великодушия побороло всё в душе Святослава, и он сказал:

– Негоже и не в наших нравах рубить просящего милости…

Паракимонен убедился, что ход его удался. Он продолжал стоять на коленях и старался изображать фигуру как можно более смиренную, униженную, попранную, несчастную.

– Царь не простил бы мне так откровенно унижаться и признаваться в его тайных мыслях, - продолжал паракимонен смиренным тоном.
– Унижение имеет предел даже у верноподданных. Но ведь я знаю, и потому предельно искренен, что истинное благородство витязей, к каковым я имею честь тебя, великий князь, относить, не даст воспользоваться унижением противника в дурных целях. Я знаю, что князь любит прямоту и презирает лукавство дипломатов, поэтому не опасаюсь разгласить и домашние заботы нашего василевса, толкающие его просить твоего, князь, великодушия. Царь накануне свадьбы с царевной Феодорой. Страстная любовь побуждает его ускорить бракосочетание. Война отвлекает от этих милых и мирных занятий. Я уверен, что князь поймёт человеческие слабости, от которых, увы, не избавлены даже земные владыки.

Святослав рассмеялся весело и сказал:

– Передай своему царю, что русские, не вовремя вторгнувшиеся в пределы его государства и омрачившие сладкие минуты его любви, приносят ему искренние извинения. Просвещённый повелитель ромеев хорошо знает неотёсанность варваров, не раз описанных, как о том мне говорил мой друг Калокир, вашими придворными хронистами. Обязательно передай извинение также и прелестной и молодой его супруге Феодоре. Моя матушка с её отцом Константином Багрянородным разделяла трапезы и не раз мне об учёности её отца рассказывала… Он и про нас, русских, сочинял что-то… (Святослав, конечно, не знал насколько невеста Цимисхия была «молода и прелестна»).

Вызвав хорошее расположение духа у князя, паракимонен воспользовался этим и продолжал описывать мнимые страдания уже немолодого царя. Потом, видя успех, перешёл к скабрёзным сплетням.

Святослав с удовольствием слушал скандальные истории из жизни сановников. Князь больше веселел, оживлялся, хохотал, вникал в подробности тайной жизни Дворца, измен цариц, любострастие князей церкви. Евнух Василий с презрением и злостью относился к этим вожделениям пола, недоступным его натуре. Князь беззлобно подсмеивался над обитателями Священных палат и даже сам вставлял словечки к особенно скабрёзным историям, известным ему от Калокира и перебежчиков.

Паракимонен презирал и этого торжествующего варвара и ещё больше самого себя - в роли шута и поставщика кощунственного зубоскальства, пособника веселья князя, веселья, купленного ценою глумления над ромеями. Привыкший сам в течение долгого времени повелевать сановниками при своём дворе, плести интриги и держать в руках судьбу царей и цариц, и даже судьбу всей державы, Василий прекрасно понимал, каким он казался жалким теперь в глазах самого князя, особенно в своей шутовской роли развлекателя и рассказчика грязных историй из интимных похождений василевса. Но пришпорив себя усилиями железной воли, он шёл на всё ради поставленной цели.

Он долго этими побасёнками удерживал внимание Святослава, ловя в то же время каждый его жест, каждый оттенок мысли и выражения её. Он падал на колени, ударялся об пол лбом, не переводя дыхания заверял князя в своих лучших к нему чувствах, в самых мирных намерениях своего василевса и в своей доброй воле и братском расположении к русским. Он припоминал все случаи хорошего с ними обращения в государстве, припомнил приезд и ласковый приём Ольги, и серебряное блюдо, которое подарил ей Константин Багрянородный, отец невесты Цимисхия - Феодоры. Перечислил договоры, по которым русские купцы получали те или иные льготы. И хвалил, хвалил, хвалил добротные русские товары.