Только этого не хватало: она начала с ним откровенничать. Следовало немедленно прекратить эти глупости: какое ему дело до ее мелочных забот? — или не прекращать?

Люку все же хотелось узнать, что еще произошло в этот день, и потому он спросил, стараясь не выдать своих эмоций:

— Как вам его светлость?

— Как-то вы не очень почтительны и дерзки для грума.

— Я не стремлюсь всем нравиться.

Она отвела взгляд в сторону.

— Герцог — темная лошадка, но заподозрить себя в безнравственности не подал ни малейшего повода.

Люк вскинул бровь, но промолчал.

Эсмеральда громко зевнула, один из щенков заскулил и завозился, в то время как остальные, насытившись, посапывали у матери под боком.

Дженис оторвала взгляд от трогательного зрелища и посмотрела на Люка:

— Мне кажется, он привык, чтобы ему беспрекословно подчинялись. И если не добивается своего, то приходит в ярость. Верно?

Он промолчал, и она продолжила:

— И меня очень удивило поэтому, что сегодня вечером со мной он проявил поразительную выдержку.

Она тяжело вздохнула.

— Только не спрашивайте о подробностях — вы бы не одобрили. Впрочем, я и не нуждаюсь в чьем-либо одобрении.

Вскинув подбородок, Дженис с вызовом взглянула на него.

— Но ведь вам хочется мне рассказать, — мягко проговорил Люк. — В противном случае вы бы об этом не упомянули.

Они говорили шепотом, чтобы не нарушить покой собачьего семейства и не разбудить других работников конюшни.

Дженис залилась краской и, закрыв лицо руками, вздохнула.

— Хорошо. Я все же решила покорить герцога… Да, и не смейтесь. Я, девушка, которая не получила ни единого предложения в прошлом сезоне.

Только Люку было не до смеха: все в нем взбунтовалось против этого плана, — и он невольно подался вперед.

— Почему именно его?

Она опустила руки.

— Потому что я устала быть незаметной. Он герцог, а значит, облечен властью и влиянием. Став герцогиней, я наконец выйду из тени. — Она ненадолго умолкла, потом добавила: — Я знаю, вы подумали, что ради этого мы и прибыли, только все не так.

— Так почему вы приняли такое решение? Разве вам не достаточно благ в обществе как дочери маркиза? Почему вдруг захотелось большего?

Выражение ее лица стало отчужденным.

— Я не властна над собственной судьбой. А почему… Это я обсуждать не стану, скажу лишь, что случайно услышанное сегодня полностью все переменило. Я вдруг осознала, что должна взять свое будущее в собственные руки, поэтому и решила принять вызов.

— То есть уподобиться всем остальным? — с горькой иронией произнес Каллахан.

Она хоть и не выглядела слишком счастливой, все же гордо вскинула подбородок:

— А даже если и так, что из того?

И тут Люк вдруг осознал, как ошибался.

— Вы не такая, как другие. — Ему потребовались все душевные силы, чтобы произнести эти слова. Это было извинение. Но также и признание. В глубине души он понимал, что она отличается ото всех женщин, которых он когда-либо знал. Она совершенно особенная. Для него.

Она устремила на него обвиняющий взгляд:

— Кто вы такой, чтобы судить? Если женщина идет на подобный шаг, то лишь потому, что пытается выжить.

Он знал это. Прекрасно знал. И ему жаль было тех несчастных, что побывали здесь до нее. Только говорить леди Дженис, что она права, он не собирался. Он высказал свое мнение. А уж принять его или отвергнуть, решать ей: он никогда не старался никому понравиться.

Девушка вздохнула:

— Я понимаю, что таким образом вы попытались извиниться, мистер Каллахан, и принимаю ваши извинения.

Он горько усмехнулся. Интересно, приняла бы она извинения, если бы знала о его планах в отношении того самого человека, который, как она надеется, может решить все ее проблемы?

Люк едва удержался, чтобы не сказать ей прямо сейчас: «Беги отсюда! Откажись от своих намерений покорить хозяина Холси-Хауса!» Потому что нынешний герцог Холси не кто иной, как… Грейсон Хильдебранд, двоюродный брат Люка по отцовской линии.

Люк — вернее, Люциус Сеймур Питер Джордж Хильдебранд — был законным седьмым герцогом Холси и твердо намеревался вернуть себе этот титул, даже если для этого придется проститься с жизнью. Этим он отомстит за всех женщин, загубленных Грейсоном или его отцом Расселом, и в первую очередь за собственную мать. Почти тридцать лет назад она была одной из отчаявшихся женщин, пребывавших в сиротском приюте Святого Мунго. Это был единственный дом, который Люк когда-либо знал и где в безымянной могиле покоится его мать.