Молодые партизаны, поздоровавшись со мной, сели возле меня в кружок и стали ждать, когда я заговорю. Впервые к ним приехал человек из города, и они, молчаливые и внимательные, были готовы выслушать, что я им скажу.

Я начал с того, что разобрал положение, сложившееся в их районе. Существование группы партизан в таком районе, как их долина Валь Олона, куда противник мог сравнительно легко и быстро подбросить подкрепления из Милана, было немыслимо без активной поддержки со стороны широких слоев населения и без разведывательной сети, благодаря которой они были бы в курсе всех передвижений и численности сил противника, знали бы о его намерениях и т. д.

Я посоветовал им действовать главным образом ночью. Под покровом темноты боевые операции могли бы быть очень эффективными в таком районе, как этот, ибо здесь можно было бы нападать на врага тогда, когда он меньше всего этого ожидал — в узких горных проходах, на проселочных дорогах и т. п. Также удобно было бы и отходить. Врагу же, наоборот, было бы трудно контратаковать из-за ограниченной видимости и недостаточного знания местности.

Я настаивал на необходимости укрепить связи с наделением, с крестьянами. Я настаивал на вербовке новых бойцов, чтобы создать настоящую бригаду гапистов. Я указывал, что это необходимо потому — и в этом мы с каждым днем все больше убеждались, — что, оставляя в стороне вопрос о формах партизанской борьбы на равнине и в горах, окончательная победа над нацифашистами, превосходящими нас в численности и вооружении, не может быть достигнута без организации массового движения, которое в необходимый момент нанесло бы сокрушительный удар по врагу, то есть без подготовки всенародного восстания.

После такого вступления я сделал сообщение о политическом и военном положении.

Под конец я рассказал о недавнем обращении товарища Тольятти к населению оккупированной части Италии. «Италия, — говорил Тольятти, — это наша Родина, она для всех нас мать. И наш долг, долг всех итальянских граждан, мужчин и женщин, пожилых и молодых — сражаться за ее свободу и честь». Слова, которые я напомнил этим юношам, принадлежали руководителю нашей партии — с ним они уже познакомились по его статьям в подпольной коммунистической газете «Унита», — которого не могли сломить ни преследования фашизма, ни годы эмиграции, борцу за торжество дела свободы.

Ребята слушали меня не перебивая.

После общеполитических вопросов мы перешли к обсуждению конкретного плана операций, которые необходимо было осуществить в ближайшем будущем. Я предложил придать отряду более совершенную организационную структуру, разделив его на две части. Одна часть отряда, состоящая из «минеров», занималась бы актами саботажа на линиях железнодорожной и телефонной связи противника. Этой группой должен был бы командовать партизан Грасси, хорошо знавший местность. Грасси был настойчивым, неутомимым крестьянином, питавшим самую глубокую ненависть к немецким захватчикам и фашистам. Именно благодаря его ловкости и знанию местности отряд неоднократно спасался от преследования противника, укрываясь в надежных убежищах.

Другая часть отряда служила бы ударной группой, находясь в распоряжении командования бригады.

После беседы мы с командиром пошли к остановке пригородного трамвая, выбирая самые безлюдные тропинки, чтобы избежать нежелательных встреч. Вдруг на тропинке появляется бегущий к нам навстречу человек! Мы прячемся за живую изгородь, но, когда он приближается, узнаем в нем нашего разведчика. Запыхавшись, он докладывает нам, что фашисты проводят облаву и один из патрулей идет прямо сюда.

Бальцаротти (так звали командира) сказал, что дальше идти нельзя, иначе я рискую быть схваченным. По моему совету, командир пошел обратно, чтобы поднять по тревоге своих бойцов, а мы со связным направились по дороге в Леньяно, откуда поездом я спокойно вернулся в Милан.

Через несколько дней я узнал, что в тот вечер бригада чернорубашечников из Ро получила приказ прочесать весь район после операции, проведенной тремя бойцами из партизанского отряда, который я посетил. Дело в том, что партизаны, узнав, что вражеский грузовик должен был доставить табак для фашистов, устроили засаду, остановили этот грузовик и реквизировали 20 килограммов сигарет, разделив их между бойцами отряда, которые уже несколько недель сидели без курева. Много пачек сигарет, отобранных у противника, было передано миланским гапистам.

Вспоминая об опасности, которой мы подверглись в тот вечер, мне не хотелось омрачать радости гапистов, рассказав им о том, что из-за этого курева мог бы попасть в руки врага командир их отряда.

Между тем день проведения нападения на депо в Греко приближался. Было изготовлено 14 фитильных мин, начиненных взрывчаткой.

Трое железнодорожников из Греко, работавшие в депо, держали с нами постоянную связь. Объект, избранный нами для проведения операции, охранялся днем и ночью. Кроме того, недалеко от депо, в вилле, располагался один из многочисленных штабов СС. В депо каждые десять дней производилась промывка и осмотр паровозов.

Избранная для операции дата приходилась как раз на день перерыва в работе депо. Поэтому возле паровозов не должно было находиться ни одного железнодорожника. Наши приготовления закончились 24 июня. В полдень Сандра и Нарва с помощью техника и его жены доставили к месту операции 14 мин, которые мы тут же надежно припрятали.

Сторона здания депо, обращенная к полям, не охранялась. Именно с этой-то стороны, соблюдая все меры предосторожности, и подошли в полночь четверо наших бойцов, а именно: Гуэрра, Оттобони, Боттани и Конти.