Илар подивился – вот что могут сделать травники, и ведь без всякой магии! Немного позавидовал и задумался… Да, пусть Даран учится у шаманки. Получит знания, которые всегда пригодятся в жизни.

Протянул руку, приложил ладонь ко лбу женщины – горячая, но не огненная, как раньше. Когда больную тащили в дом, жар ее тела обжигал даже сквозь одежду.

Женщина дернулась, открыла глаза – синие, как небо. Илар удивился чистоте глаз; если что-то осталось здоровое в теле несчастной, так это глаза. Приблизил фонарь к лицу больной, и брови взлетели вверх – почему-то он считал, что эта женщина если не старуха, то никак не младше матери. Ей же было не более двадцати лет, а может, и того меньше!

– Молодая, – тихо шепнули сзади. Илар резко обернулся и едва не выругался. – Легана подкралась тихо, незаметно; мышь не пробежит тише, чем эта шаманка.

– Напугала! – нахмурился Илар. – Нельзя же так красться! Почему-то я думал, что она гораздо старше, а оказалось – совсем девчонка…

– А кого болезнь красит? – усмехнулась шаманка. – Все будет в порядке, я знаю. Она пошла на выздоровление. Прости, что я тебя напугала, – привыкла ходить бесшумно. В джунглях те, кто ходит громко, долго не живут.

– Ты ее знала? – Илар продолжал рассматривать девушку, бессмысленно смотрящую в потолок. – А почему она не говорит? Глаза-то открыты.

– Снадобье не дает ей очнуться, – усмехнулась шаманка. – Она вроде бодрствует, но вроде и спит. Ей не надо сейчас просыпаться – попозже я дам ей мясной отвар с мясной кашицей, надо ее силы поддержать. Что касается того, знаю я ее или не знаю, – не знаю. Слышала, что ее держат где-то рядом. Работорговец кричал, что она подцепила легочную заразу и теперь ее жизнь не стоит и медяка.

– А два золотых все-таки содрал! – усмехнулся Илар.

– Это же торгаш, чего ты от него ждешь? Раздачи денег бедным? Свободу всем его рабам? Он отвратительный. У короко нет рабов. Это присуще только белой расе – владеть другими людьми.

– А откуда она? Я не видел еще людей с такой белой кожей и белыми волосами.

– Чего гадать? Вот выздоровеет, и сама нам расскажет. Пойдем-ка, ужинать пора. Мы там собрали кое-что, поедим да спать. Сегодня был тяжелый день. Но счастливый! – Лицо шаманки озарилось улыбкой, Илар не выдержал и тоже улыбнулся в ответ. Что будет дальше – неизвестно, но пока все шло совсем неплохо.

В последний раз звякнула струна, далир затих, вибрируя под руками Илара, а полный краснолицый мужчина, сидевший перед музыкантом, довольно кивнул:

– Недурно, совсем недурно. Ну что же, давай обсудим условия. Что ты хочешь получать за свою игру?

– Как обычно – вечернюю плату плюс то, что накидают мне гости. Каждый час перерыв на отдых, бесплатно еда и питье – кроме вина. Кстати, вино я не пью.

– Да? Молодец! – снова кивнул трактирщик. – Пристрастие к вину – главная болезнь музыкантов. Вроде и музыкант хороший, люди его любят, а как впадет в запой – все, толку от него никакого. Сколько у меня этих музыкантов перебывало – уму непостижимо. В общем, так: три серебреника за вечер – кстати, это много для того, кто только начинает! Другие и серебреника не имеют! То, что накидают, – все твое. Еда, питье – кроме вина.

– Для меня и моего помощника, – поправился Илар.

– Для тебя и твоего помощника, – кивнул мужчина. – Выходной – один в неделю. Предупреждай заранее, когда соберешься отдыхать. Ну и… все вроде бы. Только работа и деньги, больше ничего. Да, вот что – с моими музыкантами сам улаживай отношения. Не люблю я этих скандалов.

– Нет, ну интересное дело – а если они меня изобьют или убьют? – заволновался Илар. – Что тогда, лучше будет?

– Не убьют, – пожал плечами трактирщик, – но скандалить могут. Побить слегка могут. Извини, ты взрослый парень, должен сам справляться со своими проблемами. Я тебе предоставляю работу на хороших условиях, что я еще должен сделать? На руках тебя носить? В общем, так: если согласен, сегодня приходи работать к девятнадцатому колоколу. Уходишь после первого колокола. Дольше чем до первого колокола в столице шуметь запрещено – указ императора. Теперь прощай – или до вечера.

Трактирщик тяжело встал, его толстые щеки заколыхались под своей тяжестью. Илар тоже вскочил, уже на ходу упаковал далир и выскочил в зал.

В большом трактирном зале было пока еще пусто. В углу сидели двое мужчин, они походили на купцов. Мужчины живо обсуждали какие-то свои торговые дела, и до Илара доносились фразы вроде: «…последний караван!.. А я ему и говорю – не тот товар, не тот!»

Пахло пролитым вином, пивом, с кухни неслись запахи съестного – пряные, острые, мясные и рыбные. Илар невольно сглотнул слюну и подумал: не поесть ли? Завтракать он не стал, по всегдашней дурной привычке. Мама всегда ругала за то, что Илар не хочет завтракать, говорила, что завтрак для человека самое важное – все лекари об этом говорят. Но все равно он не мог с собой ничего поделать. Вталкивать в себя пищу рано утром – выше его сил.

До вечера еще далеко, солнце только начало подниматься над горизонтом, лаская мир оранжевыми руками-лучами. Над городом стояла пелена из пыли, поднятой множеством ног, копыт, колес, и дыма, выпущенного десятками тысяч очагов, готовящих завтрак и обед. Ежедневно город сжигал массу дров, и целый день по улицам проносились грохочущие повозки с напиленными и наколотыми дровами, уложенными в них ровными перевязанными прутьями охапками.

Илар посмотрел на небо, потом на вывеску заведения и побрел по мостовой туда, где за домами был его дом. Идти довольно прилично, купеческий квартал располагался далеко от центра, где находился трактир «Сломанная подкова». Илар выбрал его по внешнему виду – чистый, ухоженный, с большим залом, с яркой, привлекательной вывеской, не так давно обновлявшейся. Трактир оставлял ощущение надежного, солидного заведения. Внутри Илару тоже понравилось – чисто, нет грязи, столы тяжелые, дубовые, выскоблены тщательно, дочиста, стулья тоже дубовые – тяжеленные, довольно дорогие. Как некогда узнал Илар, неспроста их делали из тяжелого дуба: во-первых, дубовую мебель труднее сломать, разбить, а во-вторых, чтобы метнуть такой тяжеленный стул, надо обладать большой силой, его и двигать-то трудно.