Шрифт:
— Что с ним?
— С легкими неладно.
— О!..
— Да. До войны еще все-таки было больше возможностей для лечения. Два раза ездил он с матерью в Крым. Питание — какое только прикажут врачи. В общем все, что хочешь. А сейчас?.. Вот, отправил их в деревню. Свежий воздух, природа, да и продукты немного подешевле. Масло, яички… Литерный паек весь отсылаю им. Сам перебиваюсь кое-как в заводской столовой.
— Далеко от города они отдыхают? — поинтересовался Лозинский. — Что за деревня?
— Километров тридцать. Маево называется.
— Навещать поездом ездите или пароходом?
— Да ведь некогда навещать-то. Дела, и потом — как квартиру на ночь оставишь? А добираться лучше всего попутной машиной. Там недалеко от шоссе.
— Кстати, я так и не спросил, как зовут жену. За разговорами как-то…
— Ничего. — Прокопенко расплылся в довольной улыбке. — Ольга Васильевна. Олюшка… — ласково добавил он.
Они просидели около часа, вспоминая старое, толкуя о сегодняшнем. Потом Лозинский поднялся. Прощаясь с хозяином, пообещал заглянуть как-нибудь еще.
— Всегда буду рад, — заверил его Прокопенко.
После ухода гостя, он долго сидел задумавшись, перебирая в памяти события давно минувших лет. Воспоминания будили в нем тревогу.
Через неделю Лозинский устроился на работу в артель «Обувщик». Он отказался от места в мастерской и попросил дать ему точку на улице.
Проработав до ближайшего воскресенья, он на попутной машине отправился в деревню, где жила жена Прокопенко с больным сыном.
Нежданный гость
Условленный срок прошел.
От посланных не было никаких вестей.
А время не ждало…
Майор Инге вызвал к себе Воронкова.
— Готовьтесь в дорогу, — коротко приказал он. — Полетите завтра в ночь. Все инструкции и снаряжение получите у обер-лейтенанта Клюгера. С вами полетит радист. Старший — вы. Все. И смотрите: не вздумайте крутить, — у нас длинные руки!..
Воронков даже покраснел от обиды, но что же поделаешь…
И вот кулацкий сынок и грабитель оказался в одной кабине с длинным, белобрысым Гуго Мяги — немцем из Литвы, радистом фашистской разведки. Их различала только национальность, а цели и задачи, пути для достижения их — были одинаковы.
Они приземлились на редкость удачно и через двое суток, ранним прохладным утром подходили к небольшой железнодорожной станции Р., с детства знакомой Воронкову.
Ему было поручено найти Оливареса, если тот уцелел. В противном же случае примерно через полмесяца, самое большее через месяц, во что бы то ни стало провести диверсию на Н-ском заводе.
Он и Мяги оделись под солдат, отпущенных в отпуск по болезни, и имели соответствующие документы. По ним значилось, что Воронков ранен в голову и контужен, а Мяги — отпущен по поводу остеомиэлита правой стопы. У Воронкова подтверждением служил давнишний шрам и довольно искусно имитированное заикание. У Мяги на самом деле существовал незакрывающийся свищ. На груди Воронкова позвякивали две медали «За отвагу», у Мяги красовалась «За боевые заслуги».
С шинелями, перекинутыми через руку, Воронков с туго набитым вещмешком, а Мяги с чемоданом в руках (там помещалась рация) прошли к привокзальным торговым рядам.
Выбор был не очень велик. Больше всего стояло кринок, бутылок и даже четвертей с молоком, да почти у всех имелись подрумяненные, аппетитные на вид оладьи из картошки.
Воронков лениво брел по ряду, время от времени поднимая голову на торговок, и вдруг сразу остановился, коротко дернул Мяги за рукав. Перед ним стоял постаревший, обросший седой щетиной Афанасий Егоров и предлагал подрумяненные творожники, сделанные пополам с картошкой.
Воронков нагнулся над тарелкой, взял один, понюхал.
— Свежие?
— Ну! Только-только, — начал было Афанасий, но, взглянув на покупателя, осекся…
Воронков рассмеялся.
— Что, и теперь признал?
— Мать ты моя, богородица! — всплеснул руками Афанасий, почему-то бледнея. — Вот так нежданный гость! — Он торопливо сгреб непроданный товар и как попало посовал его в корзинку. — Идемте, идемте домой… Ну, будет радость!..
— Кому? — удивился Воронков.
Афанасий на минуту приостановился.
— Да у меня ведь братец твой, Антошка… И отец недалеко отсюда проживается.
— Вот это ловко! — Воронков возбужденно сдвинул пилотку на затылок. — Они ж в Сибири жили…
— Хе! — усмехнулся Афанасий. — Про тебя тоже говорили, что больше не вернешься, а ты вон какой орел прилетел! Любо-дорого посмотреть!
— Ну… обо мне другая речь…
— А как у них вышло — сам спросишь. Вот свидишься… Ты чего же, проездом на побывку аль совсем?
— После скажу.
— А-а… ну-ну… Я ведь так… — Афанасий смутился. — Это, значит, дружок твой?