Шрифт:
– Я прислушиваюсь, – подошел и гордо задрал голову Лотар Герсдорф, – и никак не пойму, то ли я поглупел, то ли вы. Хозяин из Рожмберка и немцы платили за господ, за дворян, за рыцарей. А кого вы нам на торг выставили? Каких-то нищих старцев! А ну ловите и предложите мне Рогача из Дубе, давайте Амброжа, Краловца, братьев Змрзликов, Яна Черника, Колюха, Чапека из Сана. На них я серебра не пожалею. На этих обоссанцев его расходовать и не подумаю. Какой мне толк от обоссанцев?
– Эти обоссанцы, – не опустил глаз де Бергов, – на кострах будут по-чешски вопить и молить о пощаде. А вас это интересует, разве не так?
– Это, – холодно подтвердил Биберштайн. – В городах у нас люди от страха перед чехами трясутся, паникуют. Помнят, что было в мае.
– Как сейчас, – угрюмо подтвердил Лютпольд Кёкериц. – Насмотрелись на гуситов со стен жители Фридланда, Жутавы, Згожельца и Львовка. И хоть отстояли эти города, героически отразили штурм, люди умолкают от ужаса всякий раз, когда кто-нибудь упоминает о страшной судьбе Острица, Бернштадта, Любаня, Злоторын. Надобно показать этим людям что-то такое, что поднимет их дух. Лучше всего, когда чеха-гусита на эшафоте обрабатывают. Ну, пан Отто, называйте цену. Если будет разумной, подумаю… Эй-эй! Держи кобылу-то за вожжи, Дуца.
Паж, тот паренек в берете с перьями, который похвалялся конем, подлетел к группе так резко, что чуть не повалил рыцарей. На такое ни один паж, оруженосец или юнкер не решился бы, понимая, к каким последствиям это может привести, в том числе к взбучке.
Пажик, о котором идет речь, явно не опасался последствий. Скорее всего потому, что пажиком не был.
Из-под задорно сидящего набекрень берета на рыцарей поглядывали смелые до наглости глаза цвета вод горного озера, окаймленные длинными, пожалуй, в полдюйма ресницами. Хищно задранный нос немного не соответствовал светлым локонам, румяным щечкам и губкам ангелочка, но целое все равно вызывало какое-то удивительное ощущение в том районе, который поэты переносно именовали circa pectora [635] .
635
Здесь: чувствительное место (лат.).
Девушке было никак не больше пятнадцати лет. Одета она была в белую блузку в мережку и жилетку из пурпурного атласа. Мужскую курточку с соболиным воротником она носила по новейшей моде, просунув руки сквозь открытые боковые швы так, чтобы рукава свободно свисали на спину, а при езде галопом живописно развевались.
– Разрешите, милостивые государи, – представил ее с легкой усмешкой Лютпольд Кёкериц, – этот фокусничающий на коне шут – моя племянница, благородная панна Дуца фон Пак.
Рыцари – все, не исключая пожилых и горделивых, – молчали, вытаращив глаза. Дуца фон Пак развернула лошадь, стройную гнедую кобылу.
– Ты обещал, дядя, – сказала она громко. Голос был не очень приятный, сводящий на нет – не у всех – красоту и вызванный первым взглядом эффект.
– Раз обещал – выполню, – насупил брови Кёкериц. – Потерпи. Не подобает…
– Обещал, обещал. Я хочу сейчас, сразу. Ну же. Мне скучно!
– Ад и дьявол! Ну хорошо, хорошо. Одного получишь. Выбирай. Господин Оттон, одного из них я беру, заплачу сколько назначите. Потом рассчитаемся. Я обещал девчонке подарить, а видите сами, как она капризничает. Так пусть выбирает что хочет…
Де Бергов оторвал взгляд от бедра девушки, поняв наконец, в чем дело.
– Денег не надо, – поклонился он. – Пусть будет от меня подарок. В честь красоты и обаяния. Извольте выбрать, милостивая панна.
Дуца фон Пак наклонилась в седле и улыбнулась. С истинно убийственным обаянием. Потом продефилировала перед онемевшими рыцарями. Подъехала к пленникам.
– Этот!
«Она выполнила обет, – подумал Рейневан, глядя как слуги вытаскивают из шеренги подмастерье из Яромира. – Она поклялась совершить доброе дело, пообещала кого-нибудь освободить. Столяру повезло. Истинное чудо… А ведь через него можно было дать знать Шарлею. Жаль…»
– Убегай, – прошипела девушка, наклоняясь с седла и показывая на ворота. – Беги!
– Нет! – крикнул Рейневан, вдруг поняв. – Не бе…
Один из мартагузов ударил его с размаха. Подмастерье побежал. Бежал он быстро. Но далеко не убежал. Дуца фон Пак послала кобылу в галоп, выхватила копье у одного из конных кнехтов, догнала его почти у самых ворот, метнула на полном скаку. Копье угодило в середину спины, между лопатками, острие вышло под грудиной в фонтане крови. Подмастерье упал, дернул ногами, скорчился, застыл. Девушка равнодушно развернула лошадь, проехала через двор. Подковы ритмично цокали по каменным плитам.
– Она всегда так? – холодно полюбопытствовал Ульрик Биберштайн.
– Врожденное? – отнюдь не теплее спросил Лотар Герсдорф. – Или приобретенное?
– Послать бы в лес на кабанов, – откашлялся Янко Шафф. – Тогда что ни убьет, все мясо…
– Ей, – насупился Кёкериц, – кабаны давно наскучили. Теперешняя молодежь… Но ничего не поделаешь, родственница…
Дуца фон Пак подъехала ближе. Настолько близко, что он увидел выражение ее глаз.
– Хочу еще одного, дядюшка, – сказала она, напирая промежностью на луку. – Еще одного.