Он хмурится.

— И все же, она бесполезна. Девочка ни на что не годна. Она не сможет занять трон, — ворчит он, отворачиваясь.

Я почти не слышу его слов, но уверена, что он сказал именно так. На мгновение мне хочется бросить ему вызов и заставить повторить эти слова, а потом предупредить его об опасности измены. Но потом я смотрю на поводья в моих похолодевших руках и думаю, что лучше бы ему никогда не говорить таких слов. Лучше мне никогда их не слышать. Лучше мне уехать домой.

Замок Байнард, Лондон, лето 1473

Я встречаюсь с Ричардом в замке Байнард, лондонском доме его семьи; к моему облегчению двор уехал из Лондона, и в городе тихо. Королева Елизавета отправилась в Шрусбери, чтобы родить своего нового ребенка, второго сына, появления которого так боялась Изабель; заботливый король уехал вместе с ней. Без сомнения, сейчас они радостно празднуют рождение мальчика, укрепившего их династию. Для меня не имеет значение, будет у них два мальчика или двадцать — Ричард отодвинулся от престола на три шага, у четвертого наследника очень мало шансов — но я не могу подавить приступ раздражения при мысли о ее неизменной плодовитости.

Они называют его Ричардом в честь деда и дяди, моего мужа. Ричард рад за них; он любит своего брата и восхищается его успехами. Я радуюсь только тому, что они находятся далеко в Шрусбери, и мне не придется вместе с другими фрейлинами ворковать над кроваткой и поздравлять королеву со вторым здоровым сыном. Я сочувствую ей, как любой женщине, перенесшей роды, но не хочу видеть ее триумфа.

Остальные лорды и придворные отправились на лето в свои земли, никто не желает проводить в Лондоне жаркие чумные месяцы; мы с Ричардом тоже не собираемся задерживаться здесь надолго, прежде чем отправиться в долгое совместное путешествие на север в Миддлхэм, к нашему мальчику.

В день отъезда я иду сказать Ричарду, что буду готова через час, но дверь его приемного зала закрыта. Это большая комната, где Ричард принимает ходатайства и прошения, требующие его решения или щедрости; его двери всегда открыты, как символ доброй воли его светлости. В сущности, это его тронный зал, где люди всегда могут видеть младшего Йорка, занимающегося делами своих подданных. Я открываю дверь и вхожу. Дверь в его кабинет тоже затворена. Я подхожу, чтобы повернуть ручку, но останавливаюсь при звуках знакомого голоса.

Там его брат Джордж, герцог Кларенс, он говорит с моим мужем очень тихо и очень настойчиво. Мои пальцы отпускают дверное кольцо, я молча прислушиваюсь.

— Так как он не является законным сыном нашего отца, а их брак, несомненно, заключен при помощи колдовства…

— Что? Опять? — Ричард презрительно перебивает своего брата. — Ты опять за свое? Он может выставить двух здоровых сыновей — один родился совсем недавно — и трех красивых дочерей против твоего мертворожденного мальчика и единственной девочки, и ты смеешь заявлять, что его брак не был благословлен Богом? Джордж, какие еще доказательства тебе нужны?

— Я говорю, что они все бастарды. Он и Элизабет Вудвилл не муж и жена в глазах Божьих, а все их дети ублюдки.

— А ты единственный в Лондоне дурак, кто об этом говорит.

— Это говорят многие. Среди них был и отец твоей жены.

— Говорил только по своей злобе. Все, кто это повторяет — вредные и опасные дураки.

Я слышу звук отодвигаемого стула.

— Ты называешь меня дураком?

— Вот именно, — в голосе Ричарда звучит все то же презрение. — Прямо тебе в лицо. Коварный дурак, если хочешь. Опасный дурак, если настаиваешь. Думаешь, мы не знаем, с кем ты встречаешься в Оксфорде? Мы знаем наперечет каждого идиота, лелеющего свою обиду, хотя Эдуард сделал все от него зависящее, чтобы рассчитаться с озлобленными претендентами, потерявшими свои места. Ты якшаешься с каждым ланкастерцем, который воевал против него. С каждым недовольным оруженосцем. Отправляешь секретные письма французам. Ты думаешь, мы не знаем, чем ты занимаешься?

— Эдуард знает? — голос Джорджа теряет свое бахвальство и звучит как-то скучно. — Ты сказал, что «вы знаете». Что знает Эдуард? Что ты ему наговорил обо мне?

— Конечно, он знает. Предположим, что он знает все. Сделает ли он что-нибудь? Нет, не сделает. Что сделал бы я на его месте? Не колебался бы ни минуты. Потому что у меня нет терпения сносить скрытую вражду, и я предпочитаю ударить быстро и внезапно. Но Эдуард любит тебя, как только может любить брат, и у него больше терпения, чем я смогу собрать за всю жизнь. Но, брат мой, придя сюда, ты не сообщил мне ничего нового; я всегда помню, что ты был предателем раньше и можешь стать им снова. Это знаю я, это знаем мы все.

— Я пришел сюда не для этого. Только сказать…

Я снова слышу скрип стула, кто-то вскакивает на ноги, а затем звучит возмущенный голос Ричарда:

— Что здесь написано? Прочитай вслух! Что это означает?

Мне не надо открывать дверь, чтобы увидеть, я знаю, что Ричард указывает на свой девиз, вырезанный на массивной дубовой доске над камином.

— Ради Бога!

— Loyalty — my essence, — цитирует Ричард. — Верность — моя суть. Тебе этого не понять, но я посвятил мое сердце и душу моему брату, когда он стал королем. Я верю в идеалы рыцарства и я верю в то, что король является представителем Бога на земле, моя честь связана с ними обоими. Не тебе разубеждать меня. Ты и понятия не имеешь о чести и достоинстве.