На кораблях большего размера, например эскадренных броненосцах, интерьеры были гораздо богаче. Заглянем в каюту мичмана Иллариона Илларионовича Бибикова глазами корабельного инженера Владимира Полиевктовича Костенко:

«Недавно мне пришлось зайти в каюту мичмана Бибикова [219] , где была горловина в бортовой отсек. Каюта выглядела, как бомбоньерка. Переборки покрыты тонким штофом, скрывавшим стойки и головки заклепок, над столом висел дорогой персидский ковер с развешанным по нему кавказским оружием. У письменного стола — шкура белого медведя, а вместо казенного корабельного кресла штатского образца стояло весьма удобное кожаное кабинетное. Несколько портретов в рамках, изящный письменный прибор и бронзовые статуэтки тонкой работы были расставлены на столе, а электрическая лампа с подставкой в виде обнаженной женской фигуры, несущей светильник, увенчана кокетливым кружевным абажуром.

Койка у тыловой каютной переборки была завешана шелковой портьерой на бронзовых кольцах, скрывавшей большую картину в золотой раме, изображавшую златокудрую нагую красавицу, купающуюся в лесном ручье.

На книжной полке красовался ряд книг в сафьяновых тисненых переплетах, большей частью на французском языке. Все свидетельствовало, что хозяин каюты — большой эстет, не стесняется в средствах и не видит причин отказывать себе в привычном комфорте и в ласкающей взор обстановке даже во время похода на войну».

Отметим, что к плаваниям в тропиках корабли Русского флота, в подавляющем большинстве, приспособлены не были. Кондиционеры тогда отсутствовали, а системы охлаждения воздуха были крайне примитивными и часто «сдавали». Кроме того, одолевали тараканы. Во внутренних помещениях кораблей температура могла превышать 50°.

«Жара и духота у меня нестерпимые. Отворенные дверь и окно мало помогают. Не ощущается ни малейшего движения воздуха. Электрическая вертушка [220] недостаточно обветривает, к тому же она у меня испорчена. Через отворенную дверь забегают крысы и шуршат в бумаге, тараканы щекотят и даже кусают. Их ужасно много. На днях увидал, что они объели мои сапоги. Когда я сообщил об этом в кают–компании, меня подняли на смех, но смеялись недолго, так как вскоре выяснилось, что почти у всех сапоги попорчены», — писал в дневнике офицер шедшего в Цусиме крейсера 2–го ранга «Алмаз» князь Алексей Павлович Чегодаев—Саконский.

По сути, единственным кораблем Российского Императорского флота, приспособленным для службы в южных широтах, была мореходная канонерская лодка «Хивинец», построенная для службы в Персидском заливе. Впрочем, к моменту вступления канонерки в строй необходимость в русском станционере [221] в прибрежных странах залива уже отпала. Поэтому «Хивинец» сначала долгое время служил в Средиземном море, а затем был переведен на Балтику. Списана она была в 1944 г., а до этого служила долгие годы плавучей базой подводных лодок.

При каждой каюте имелся матрос–вестовой [222] , который следил за чистотой в каюте и выполнял поручения офицеров. В его обязанности, например, входила чистка платья и обуви обитателя каюты, приготовление горячей воды для бритья и передача донесений на мостик (как тогда говорили — «на вахту») в случае необходимости. Дежурные вестовые при кают–компании также будили офицеров на ночные вахты. Кстати, на парусных кораблях до середины XIX в. помещение для вестовых по привычке именовалось «людской»…

Офицеры «Адмирала Ушакова» пользовались ватерклозетом, расположенным в надстройке спардека [223] . Там же находились и цистерны с пресной водой, которая использовалась для умывания. «Умывальная вода» добывалась чаще всего из забортной морской, для чего использовались специальные опреснители.

А вот офицеры фрегата «Паллада» в начале 1830–х гг. могли гордиться уже тем, что «секретные места» в штульцах офицерских гальюнов корабля было решено «сделать по новым образцам, употребя вместо медных котлов фаянсовые чаши». Впрочем, командир корабля капитан–лейтенант Павел Степанович Нахимов в «Ведомости» о ходе работ по оборудованию фрегата «Паллада» [224] по–хозяйски увидел непорядки — «только одно секретное место в капитанском штульце устроено таким образом, а в прочих обыкновенные медные котлы вставлены».

Кстати, именно в расположении гальюнов исторически в носовой части корабля крылось то, что все офицеры в Русском флоте (а также флотах других стран) обитали исключительно в кормовой части. Никому ведь не хотелось ежедневно и ежечасно «наслаждаться» ароматами отхожих мест.

Офицерские каюты остались в корме и после перехода от парусов к пару. И если на колесных пароходах ничто комфорту «их благородий» не угрожало, то с переходом к винтовым кораблям ситуация кардинально изменилась.

Как известно, именно на корме находятся винты, двигающие корабли. К ним ведут гребные валы. Вместе валы и винты вызывали сильнейшую вибрацию, к которой моряки парусных судов были непривычны.

А ведь были еще и корабли с подъемными винтами — на них в кормовой части размещалась специальная шахта, в которой могли поднимать и опускать движитель, разобщенный предварительно с гребным валом. Это давало возможность использовать паруса, которым постоянно установленный винт сильно мешал, тормозя корабль. Вибрации в этом случае было тоже ничуть не меньше.

Моряку Российского Императорского флота положено было быть, по возможности, чистым. И это при том, что до массового появления на кораблях опреснителей пресной водой (при наличии достаточного количества таковой) могли умываться только офицеры. Для матросов существовала вода соленая, забортная.