Диор сказал, что среди пленных маргусцев трое — его смертельные враги и он не хотел бы, чтобы они остались живы.

— Нет ничего проще! — добродушно объявил Абе—Ак. — Скажи, кто они, и мои шаманы принесут их в жертву Священному Мечу!

Когда Диор в сопровождении Абе—Ака вышел из шатра, площадку в центре становища уже окружили воины.

Вождь сарматов, Алатей и Диор уселись на почетном возвышении. Охрана привела горестно плачущих сыновей Помпония, Септимия и Геты. Их раздели донага, поставили на колени перед Священным Мечом и отрубили головы. Диор с наслаждением наблюдал, как кровь его врагов обильно орошает почерневшую землю вокруг богатырского клинка. Охрана пинками отгоняла собак, украдкой слизывающих с чахлых травинок дымящуюся кровь.

— Услади свой взор, о могущественная Табити, покровитель племени фарнаков, — воскликнул шаман, схватив ее за волосы и поднимая над собой одну из голов. — Радуйся, на трех твоих врагов стало меньше!

— Слава священной Табити! — торжествующе гремят воины, поднимая вверх копья. Зрелище поистине внушительное.

3

Диор не вернулся в повозку. Его отвели в гостевой шатер, устланный коврами. Держать себя с присущим знатным людям достоинством оказалось не так уж трудно.

В шатре юноша тщательно осмотрел перстень — подарок Абе—Ака. Он выбрал его не случайно. Драгоценная вещь превосходно изготовлена. По закругленному тяжелому ободу идет тончайшая ажурная вязь. В крохотных гнездах в виде лепестков тщательно граненые изумруды. Но не это привлекло внимание Диора. В шатре предводителя сарматов, расхваливая достоинства сына Чегелая, Алатей сказал, что юношу отличает необыкновенная острота зрения. И он был прав! Разве человек с обычным зрением смог бы заметить возле одного из лепестков крохотный выступ, явно сделанный нарочно.

Диор надавил пальцем на него. Лепесток гнезда тотчас отошел в сторону. Под ним оказалось небольшое углубление. Тайник был заполнен крохотными белесоватыми крупинками. Чтобы проверить мелькнувшую догадку, Диор осторожно выкатил одну крупинку, положил на мякиш лепешки, скатал мякиш в комочек. Выйдя из шатра, кинул пробегавшей мимо здоровенной собаке. Та жадно проглотила. И продолжала как ни в чем не бывало бежать дальше. Но спустя короткое время вдруг бешено закружилась на месте, как бы пытаясь поймать собственный хвост, упала и околела. Оказавшиеся поблизости женщины подняли крик. Прибежал хозяин пса, удивленно зацокал языком. Подошел и Диор. У собаки из разинутой пасти шла пена.

В кожаном поясе оказалась кругленькая сумма — тысяча денариев. Совсем недурно, если учесть, что баран на рынке в Маргусе стоил восемь денариев, а осел — пятнадцать.

В услужение Диору Абе—Ак выделил воина средних лет по имени Тартай, по прозвищу Кривозубый. У воина огромные желтые зубы так сильно выступали вперед, что он не мог сомкнуть губ, отчего постоянно щерился, подобно лошади. Впрочем, малый оказался весьма простодушным и покладистым.

Привыкнув в доме Марка знать точное время, Диор решил изготовить простейшие солнечные часы. Кривозубый почтительно наблюдал, как Диор закрепил на деревянной дощечке обструганную палочку, отметил расстояние между утренней и вечерней тенью, разделил его на двенадцать частей, чтобы получить пифийский час [70]. Любопытство варваров сродни их простодушию. В действиях юноши Кривозубый узрел некий таинственный обряд и, присев на корточки, спросил, уж не маг ли он.

— Да, я маг, — подтвердил Диор, зная о величайшем почтении, коим варвары окружают людей с необыкновенными способностями.

— Ты можешь напустить порчу?

— Нет ничего проще!

— А исцелить?

— Это зависит от того, кто наслал на человека болезнь. Если этот маг сильней меня, исцеление невозможно.

Воин выслушал, уважительно помаргивая, боязливо спросил:

— А можешь ли ты навлечь беду на многих людей?

Прекрасно понимая, что подразумевает Кривозубый, Диор ответил, что это очень трудно, в племени может оказаться чародей более сильный, чем он.

— Наш главный жрец — очень могущественный чародей! — поспешил уверить Кривозубый.

— Я знаю.

Изумление Кривозубого превзошло все ожидания. Воин вскочил на ноги, в ужасе попятился от Диора, торопливо бормоча заклинание против колдовства, сплюнул через правое плечо.

— Откуда знаешь? Ты уже колдовал? — враждебно спросил он.

— Нет, не колдовал. Хочешь убедиться в этом, спроси у вашего главного жреца. Он бы знал. Сегодня ночью я вызывал духов, покровительствующих мне, и они мне поведали, что ваш жрец — великий маг! Его сила превосходит мою, ибо он очень стар!

— Правда! В племени нет человека старше его. Тебе об этом сообщили ночные пришельцы?

— И не только об этом. Но о другом я сказать не могу. Ты слышал, перед рассветом поднялся ветер?

— Конечно! Многие проснулись от страха.

— Это прилетали ко мне мои крылатые слуги.

Кривозубый вскрикнул, повернулся и пустился бежать к жилищу шамана, той самой синей юрте, что стояла возле красной. Вскоре из нее понеслись удары в бубен и заклинания против злых духов.

Диор хладнокровно подумал, что положение полугунна–полуримлянина по воспитанию дает ему преимущество, которое он едва бы имел, будь он только гунном или римлянином. Разве римлянину привычное высокомерие не мешает верно оценивать людей? А будучи гунном, обладал бы он столь изощренным умом и знаниями? Более того, проявились бы у него способности, которых он сам страшится и вынужден скрывать? Конечно нет. И он более свободен, чем истинные гунн или римлянин, ибо не дорожит обычаями первых и пренебрегает законами вторых. То и другое он использует по собственному усмотрению, а не по долгу.