Он и на самом деле лежит на полу. Кто–то сбросил его с лежака. Вокруг шаркает множество ног, сильно воняет прелой овчиной и немытыми телами. Слышатся грубые голоса. Раздается громоподобный клич Алатея:

— Сын Чегелая, отзовись!

— Вот он! — восклицает кто–то на сарматском языке.

Жесткие руки поднимают юношу с пола, освещают факелом. Вокруг мрачные бородатые лица, сверкающие глаза. Сарматы! Расталкивая варваров, к нему проталкивается Алатей в новом кафтане, новой овчинной шапке, оскаливая в улыбке белые зубы, почтительно говорит:

— Вот мы и встретились, сын Чегелая!

В атрии мечется пламя факелов, мелькают длинноволосые тени. Пронзительно кричит Еврипида. Грубо ругается Марк. Раздается лязг мечей. И вдруг, перекрывая шум, гремит полный звериного горя голос Юргута:

— Сынок! Сынок! Где ты?! Назад, дети ослицы! Харра! Вы осмелились напасть на гунна!

Теперь мечи, казалось, звенят по всему атрию. Кто–то протяжно застонал. Падает тело. Потом другое. Торжествующие крики сарматов.

Диора выводят из спальни. В атрии возле стены с вечнозелеными растениями сидит, разбросав ноги и опустив разрубленную голову, Марк. Кровь ручьем стекает на мраморные плиты пола. Возле него неподвижно лежит Еврипида. Поперек входа навзничь распростерся Юргут. Его рука сжимает обломок меча. Возле него валяются четыре трупа. Хороший для гунна бой!

1

Диор сидит на лошади за спиной здоровенного косматого варвара. Вся южная часть ночного неба охвачена багровым заревом от полыхающих в Маргусе пожарищ.

Сарматы едут по зеленой равнине на север. Справа тянутся высокие лесистые горы. Воины весело перекликаются, вспоминая удачный набег, громко хвалят Алатея. Все, что нужно, тот высмотрел.

Над головами всадников покачиваются массивные копья с широкими блестящими лезвиями. Позади отряда бежит толпа пленных жителей города. Диор оглядывается, надеясь увидеть кого–либо из знакомых. Но нет ни Элии, ни Материона. Хитрый толстяк спас себя и дочь. Зато в толпе маргусцев торопится, то и дело спотыкаясь и охая, декурион Фортунат. О боги, куда делась его важность! Он грязен, жалок, в рваной тунике, в прорехах которой мелькает белое жирное тело, лицо в кровоподтеках. Ближний всадник, подгоняя, покалывает острием копья пухлые ягодицы декуриона. Фортунат в безумном испуге вскрикивает. Варвары хохочут, широко разевая волосатые рты.

Отряд часто пересекает вброд мелкие речушки с каменистым дном. Берега речушек пологи и травянисты.

Фортунат, охая, бежит по воде, по–женски приподнимая тунику, вдруг спотыкается, падает в воду, судорожно дергается, замирает. Над неподвижным телом останавливается всадник, сдерживая горячего жеребца, наклоняется, тычет острием копья в толстую спину декуриона. Но тот неподвижен. Вода переливается через него, шевеля крашеную бороду. Так проходит земная слава. Так исполнилось то, что когда–то внутренним взором, проникнув в будущее, сумел увидеть Диор. Он отворачивается* вспоминая смерть Марка. Больше у него нет желания угадывать чужую судьбу.

Алатей едет впереди, рядом с рослым седым предводителем, который во время нундин в Маргусе принимал донесения осведомителей. Звать его Абе—Ак. Одет предводитель в прямой короткий кафтан. Такие кафтаны, сшитые из нескольких слоев кожи, служат доспехами. На голове Алатея медный шлем, с обвязанной вдоль тульи кожаной полосой с пришитой железной пластиной, защищающей шею.

После полудня от отряда отделяются группы всадников, уводя с собой часть пленных.

Поздно вечером впереди показался обрывистый холм. Вершину его опоясывает сплошной ряд повозок, связанных между собой дышлами. В укреплении оставлен проход. Там стоит охрана. Из–за высоких дощатых бортов повозок выглядывают женщины, подростки, всматриваясь в приближающийся отряд. Стучат барабаны. Всадники весело кричат, поднимая копья:

— Слава верховной богине Табити!

— Слава! Слава! — откликаются встречающие.

— Победа! Богатая добыча!

Дети, визжа, прыгают с повозок, бегут навстречу отряду. Всадники поднимают их к себе в седла и въезжают в проход.

Отряд поднимается на холм. На плоской вершине множество круглых войлочных жилищ. Возле многих горят костры, над ними подвешены закопченные котлы. В середине хорошо утоптанная площадка. В центре ее острием в землю воткнут гигантский меч. Высота его не менее пяти локтей, то есть почти два человеческих роста, ширина лезвия более локтя, а рукоять такой величины, что за нее одновременно могут ухватиться десяток мужчин. Какому же богатырю принадлежит этот клинок?

Пленных маргусцев заталкивают в овечий загон, огороженный плетнем. Диора почтительно ссаживают возле отдельно стоящей кибитки. Сармат, привезший его, говорит:

— Твое жилище. Сейчас принесут еду. За становище не выходи. Могут убить.

В кибитке Диор находит толстую кошму, шкуру для укрывания и очаг, обмазанный глиной. Явилась пожилая сарматка, принесла кувшин с водой, лепешку, сыр на дощечке. Насытившись, Диор лег на кошму и уснул.

Утром вновь появляется пожилая сарматка с едой. Диор пожаловался ей на блох, сказал, что всю ночь чесался. Женщина ушла, вскоре вернулась с охапкой молодой полыни, разбросала ее по днищу повозки. Поев, Диор стал наблюдать за жизнью огромного становища.