Через минуту Филатов отряхнул рукав, стёр капли крови и огляделся на распростёртые тела.

— И эти туда же, — пожал он плечами, забрасывая подальше увесистую дубинку Рико…

Охота на московитян была объявлена по всем правилам. Охотилась полиция. Охотились военные. Охотились уличные банды. Нельзя было рассчитывать не то что на надёжность притонов, но даже на честность подземных жителей — обитателей городской канализации и каверн, даже туда долетела весть, что за головы двоих типов назначена хорошая плата.

За пять дней, которые прошли с того момента, как гвардейцы опозорились с задержанием московитян, в общей сложности в полицейские участки перетаскали почти две тысячи человек — бедолаг, которые отважились пройти по городу вдвоём или хоть отдалённо напоминали лица с транслируемых везде портретов.

Скрываться разведчику-нелегалу Филатову было не впервой. Но он гораздо лучше чувствовал себя в переполненном полицейскими идентификаторами и фиксаторами, в сплошь электронном, пронизанным информационными сетями высочайшей сложности Нью-Тауне. Там некоторые технологические фокусы давали преимущество. В Нью-Тауне и на Потомаке, когда на Филатова была объявлена охота, он спасся, используя пластогрим, систему внешнего замещения и «игольник» — компьютерный проникатель, способный морочить даже сверхсложные электронные системы Аризоны.

Проникатель был у него и сейчас — так что проблем со средствами в ближайшее время не предвидится. Был у него и браслет с индикатором слежки и несколькими предметами первой необходимости — микрокапсулами отшибателя памяти «Амнезина» и подавителя воли «Пластилина». А вот остальная аппаратура, в том числе гримкомплекс «Мельпомена», способный придать человеку любую внешность и обмануть практически любые идентификационные устройства, с лёгкостью копирующий не только формы носа и губ, но и радужку, папиллярные узоры и биоэнергетический код, остался в номере. Он лежал в чемодане. Теперь от содержимого чемоданов ничего не осталось. Тонкий радиолуч пронзил пространство и привёл находящиеся в них механизмы самоуничтожения, так что противник вряд ли поживится чем-нибудь.

Разведчик клял себя за то, что не просчитал ситуацию. Он думал, что у них ещё есть время, и не успел сделать закладку с аварийным контейнером — оружием и пакнитевиком. И теперь они лишены возможности послать сигнал тревоги.

Через две недели со следующим лайнером прибудет группа контроля из двоих человек, разработана система выхода с ними на связь. Но это время надо ещё продержаться, а тут были большие сомнения.

В трущобах была своя сложная общественная организация, территориальное деление и свои неофициальные властные структуры. Эти районы были разбиты на сферы влияния между различными бандами, которые в какой-то мере заменяли органы местного самоуправления. Нередко банды на самых видных местах водружали свои знамёна. Некоторые из этих знамён реяли не один десяток лет, полиция на них плюнула, решив что связываться и срывать их — себе дороже.

Гуляние постороннего человека в трущобах походило на прогулки в тихую лунную ночь по душистому минному полю. Но Филатов обладал сверхъестественным чутьём на опасность и феноменальными боевыми качествами — в своё время они стали предметом исследований в центре психотроники на «Лысой горе», где друзья провели детство. С таким человеком можно было надеяться выжить в этих кишащих ядовитыми двуногими гадами каменных джунглях.

Но нужно было не только выжить, но и работать. Главное, что осталось у московитян — приорская «раковина». Она была у госпитальера с собой, когда на них набросились гвардейцы.

— Я чувствую направление на центр аномальной зоны всё чётче, — сказал стоящий посреди каменных развалин госпитальер, держа «раковину» на вытянутой руке. — Я знаю наверняка — мы найдём его.

Исходная информация у Пенелопы и Динозавра была невелика. Фактически, одно слово погибшего агента — чума. То, что треть города занимал чумной сектор, говорило о направлении расследования. И аризонцы стремились разузнать всё об этих районах, а заодно понять, что же происходит на Мечте Боливара.

В отличие от Пенелопы Динозавр несколько лет провёл на мирах второй линии. Его совершенно не смущало отсутствие комфорта, гигантских информационных сетей. Он прекрасно ощущал себя здесь, зная, какая же всё-таки прекрасная вещь — всеобщая продажность. Имея деньги, можно без труда срывать печати с самых сокровенных государственных секретов. Можно манипулировать людьми, начиная от попрошаек на улицах и кончая сенаторами — вопрос только в уровне оплаты.

Оперативники устроились на постой в разных частях города. Каждый отрабатывал свою линию. Сперва пытались добыть информацию о чумной зоне легальным путём. Дела сразу пошли туго. Никаких конкретных сведений об этой части города практически не было.

— Плохо, — покачала головой Пенелопа, отодвигая от себя очередной справочник.

— Это прекрасно, — отмахнулся Динозавр.

— Что ты мелешь? Тут ни грана информации.

— И само по себе это уже информация. Это симптом — кто-то похоронил все сведения о чумной зоне. Значит, некто могущественный заинтересован, чтобы никто ничего, не знал о ней. Значит, там существует нечто.

— Но что?

— А это мы установим, — Динозавр поднялся с кресла и подошёл к окну.

С последнего, девяностого этажа отеля «Веласкес» чумные районы выглядели как набор хаотично разбросанных невысоких зданий. Большая часть зоны не просматривалась.