Остановили, не дав им с ходу взять приступом Киев. Царю до наступления дождей мог бы ещё помочь силой каган Завулон. Но дожди начались, и каган со своими воинами, выбрав по ошибке для стоянки низкое место, чуть не утоп там... Всё это и спасло киевлян.

Страх прошёл, осталась злость за промахи в делах оборонительных линий, поэтому поначалу так и расценил Дир настроение прибывшего сюда Аскольда. Но невдомёк было младшему брату, что знает старший о тайной встрече на прорекарище... А такая встреча Сфандры и Дира проходила уже во второй раз. Только почему они для ночных свиданий облюбовали это место — так просто и не ответили бы.

То место представляло собой огромный плоский камень, и такой древний, что он до половины врос в землю и по бокам покрылся зелёными мхами с коричневыми оттенками. Может быть, камень был отшлифован и положен здесь тогда, когда Полянские славяне ещё не верили ни в Перуна, ни в Сварога, ни в Даждьбога, когда не знали никаких богинь вроде Мокоши, Зимцерлы, Лады, Купальницы [46] , когда по земле бродили большие табуны тарпанов — диких днепровских лошадок, не подпускавших к себе никого, кроме предсказателей-колдунов. А те могли ездить на них верхом и особенно любили это делать по ночам. Тогда и возникали прорекарища, где колдуны, которые были в чести и которых ещё не зарывали живыми в комариных болотах вниз головой, предрекали людям будущее.

В первую свою встречу здесь Сфандра и Дир говорили, что по вине Аскольда, который попустительствует греку Кевкамену, в Киеве и его окрестностях развелось много христиан и нужно принимать меры. И позже они были приняты... Грек спасся чудом, но решение — уничтожить его — остаётся в силе.

Теперь же шла речь о сыне Аскольда, которого он якобы готовит в соправители. Когда старший князь и боил Вышата беседовали на эту тему, кто-то подслушал их и доложил Диру. Имя сего доносчика настолько держится в тайне, что даже Дир про себя его не произносит.

И ещё пожаловалась Сфандра: не любит её больше Аскольд, сердцем его завладела какая-то паршивая девчонка Забава. Была бы княжеского роду, а то всего лишь дочь старейшины кривичей, которые отдали её в жёны архонту, чтобы найти в Киеве защиту от жмуди и ятвягов. И стало бы хорошо, если бы она где-нибудь сломала себе шею, так как нравится ей, словно мальчишке, носиться верхом на резвых скакунах, или, скажем, погибла бы на ловах, в которых охотно принимает участие, потому что метко научилась стрелять из лука и метать нож.

Диру нравился этот пятнадцатилетний подросток своею приветливостью, резвостью и жизнерадостностью, но тайный сговор со Сфандрой обязывал согласиться с нею: он молча кивнул.

На другой день ближе к вечеру из Новгорода вернулись послы. Когда они въехали в теремный двор Аскольда, острый глаз Сфандры, находившейся наверху в светлице, грека среди них не обнаружил, — заносчивая своевольная гордячка зло усмехнулась: «Ничего, достанем!»

Проследовав на половину к старшему князю, послы передали деревянные дощечки-послания, на которых Рюрик начертал заверение жить «в мире и дружбе» и не чинить свободной торговле никаких препятствий. «А жить в мире и дружбе, — сообщалось далее, — обязал нас Даждьбог, и мы не должны противиться воле его, ибо мы — внуки этого бога... И если мы — благие мужи, то можем видеть его плывущим в Сварге синей на лодке своей, сияющей золотом. А злому бог не даёт зрения. И тот будет словно слепой и не будет иметь счастья. И всякий, идущий ко злу, со злом до конца пребудет...» Аскольд повелел позвать Дира, но его не нашли. Чуть позже выяснилось, что он со своими доверенными ускакал в лесной терем; там он недавно обновил прислугу — молодиц-распутниц и миловидных мальчиков. Такое, чуть ли не показное отлынивание от важных дел (Дир знал, что из Новгорода сегодня прибудут послы, к тому же он ещё не закончил работы на оборонительных линиях) взъярило Аскольда, и он сказал об этом Светозару и Вышате.

— По душе ему больше Содом и Гоморра... — добавил архонт, вспомнив библейский рассказ грека.

Всё больше и больше князь стал ссылаться на поучительные истории из Священного Писания, хотя боилы, близкие к Аскольду, не всё понимали; тем не менее они слушали их со вниманием. И сейчас, когда решили текущие вопросы, Светозар и Вышата попросили князя поведать им подробно о Содоме и Гоморре, что и было Аскольдом исполнено.

— Но наши волхвы и жрецы не считают подобное греховным, — подал голос Светозар.

— Я знаю, что жрец Радовил, наоборот, призывает перед тем, как принести в жертву Перуну животных или птиц, обладать ими... Чтоб попадали они на костёр с мужским человечьим семенем внутри... — сказал Вышата. — Будто бы жрецу во сне сие сам бог сообщил.

— Врёт собака! — вскричал Аскольд. — Радовил... Не этот ли быкоподобный верзила с мутными глазами и красным носом?

— Он, княже.

— Был жрец Мамун, который перед походом на Византию кинулся с ножом на брата. Дир тогда во всём был согласен со мной... Слыхал я, что Радовил против меня какие-то слова говорил.

— Проверим, — пообещал Вышата.

Аскольд ловить сеткой птиц ещё мальчонкой выучился у одного волхва, который жил безвылазно в дремучем лесу и поклонялся Священному дубу. Кудеснику небесные птахи были нужны для волхования: если какая-то выпущенная из рук сразу садилась на дуб, жди исполнения задуманного. Мимо дерева пролетала птица, значит, не питай иллюзий об осуществлении своих желаний.

Волхва того давно нет в живых, Священный дуб сгнил у корней и по весне не одевался в зелёный наряд, но поляна возле дерева по-прежнему в это время благоухает цветами и травами.