Шрифт:
Отсюда ему хорошо стало видно, как булгары в войлочных шапках и накидках, расправленных встречным ветром и похожих сейчас на крылья чёрных грифов, летели на своих лохматых, низких, но очень резвых лошадях на ту часть строя русов, где находился возок с походной казной. Князь Аскольд ринулся было вперёд, но его не пустили.
А булгарам удалось бы её отбить, не окажись вовремя и сзади дружинников Аскольда и всадников Вышаты, ибо от неожиданного наскока врага в походном строю русов началась паника.
По перьям дрофы на тюрбане и белому коню Аскольд определил в чуть отставшем от отряда всаднике жупана-тархана; архонт, уже далее не терпя над собой насилия, повернул коня и заставил его грудью пойти на лошадь племянника Ставра. Княжеский конь куснул её, та, заржав, отпрянула в сторону, и тогда Аскольд пустил жеребца в галоп. Сзади услышал пронзительный отроческий возглас:
— Вуйко [88] , заходи слева, я упустил князя!
«Не зайдёт, нет! — промелькнула в голове Аскольда ребячески озорная мысль. — Сковали руки... Не дают разогреться в плечах... Не думал, что рынды Яня так меня опекать станут... Знал бы, не ездил за ними в вотчину! — уже зло подумал он и стегнул плёткой по морде приблизившейся вплотную дымчатой лошади Ставра, но Вуйко успел схватить за повод Аскольдова коня.
88
Вуйко, вуй — дядя по матери.
— Нельзя туда, княже, нельзя!
Аскольд сразу сник.
А впереди уже заканчивалась страшная рубка, и вскоре перед князем поставили связанного по рукам и ногам жупана-тархана. Левая бровь его была рассечена, и из раны капала кровь. Какой-то лекарь приложил к ране пахучую смолу, кровь сразу перестала течь.
— Ты кто? — вдруг спросил жупан-тархан Аскольда, подняв голову.
Киевский князь не ожидал такого вопроса, тем более удивил его тон, каким он был задан.
— Ах ты, собака! — закричал на пленного Вышата и занёс над его головой плётку. — На колени, пёс! Не видишь кто?! Князь перед тобой! Аскольд!
Только тут на какой-то миг съёжились плечи у жупана-тархана, но он здесь расправил их: теперь был готов умереть, нежели пасть ниц перед Аскольдом.
— Не кричи на него более, воевода... И убери плётку. Да развяжите его, я сам потолкую с ним, — сказал князь.
Но жупан-тархан молчал, словно набрал в рот воды. Лишь исподлобья бросал взгляды на Аскольда, как бы изучая и оценивая его.
Узнав от других пленных, что булгары напали на русов с единственной целью пограбить, князь устало махнул рукой в сторону жупана-тархана:
— Отведите подальше и убейте!
— Я хочу умереть рядом с могильным курганом своего сына, — чётко по-русски произнёс пленник.
— А где же он, этот курган? — заинтересованно спросил князь.
Жупан-тархан показал на могильный холм... Всеслава.
— А ты не бредишь?! — вскинулся Вышата.
— Нет, воевода... Там похоронен мой приёмный сын.
— Всеслав?! — крайне удивился Аскольд.
— Да, он... А тебе, архонт, он приходится, как я понимаю, родным сыном.
У Аскольда от волнения перехватило горло. Он вцепился руками до боли в кистях в луку седла, сразу переменившись в лице.
— Отпустите, — тихо сказал и, повернув коня в уже ставший чёрным лес, поехал туда. Обернувшись, добавил: — Колдуна нашего тоже отпустите...
Лишь утром Вышата разрешил жупану-тархану переправиться с оставшимися в живых его ратниками и русским колдуном на другой берег Итиля. Воевода увидел, как вскоре на белой кобылице подлетела к жупану-тархану женщина и прильнула к его плечу. Видать, жена... И тут Вышата приказал своим воям:
— Кричите громче: «Слава Аскольду!»
— Слава Аскольду! — взревели сотни здоровых глоток.
Лишь стая испуганных ворон опять снялась с холма и снова тёмной массой взметнулась ввысь и вбок. Только тут Игиля повернула заплаканное лицо в сторону противоположного берега, откуда доносилась долго не утихающая здравица в честь когда-то родного для неё киевского князя...
Аскольду громко кричали «Слава!» на берегу Итиля, но ещё громче при его возвращении в Киев — над водами Днепра-Славутича. Особенно старались лодейщики: они любили князя и к тому же знали, что с ним живым и здоровым вернулся и милый их сердцу воевода Вышата.
Узрев, как бурно встречают старшего князя, верховный жрец Радовил снова сам отправился в лесной терем. Дир, узнав от жреца, какую здравицу кричат в честь брата, на мгновение задохнулся от злости: зависть, с некоторых пор поселившаяся внутри младшего князя, снова стиснула его сердце.
Но верховному жрецу с помощью чар всё же удалось уговорить Дира вернуться к брату, поздравить его с выздоровлением и отныне, находясь рядом, делать вид, что все обиды забыты. Чтобы избавиться от Аскольда, нужно вначале усыпить его бдительность.