Если предполагалось, что королевская свадьба должна улучшить отношения между католическими сторонниками герцога де Гиза и протестантами, поддерживающими Колиньи и Генриха Наваррского, то все выглядело так, будто намерения претворяются в жизнь.

В пятницу утром Пьер отправился на рынок, но Симона с собой не взял.

В полдень отец вернулся домой с посеревшим лицом.

– На Колиньи совершено покушение. В него стреляли.

– Он мертв? – спросила перепуганная Сюзанна.

– Нет. Ранен, но не тяжело. Убийца бежал. Никто не знает, кто это был и где он сейчас. Но люди Колиньи в ярости. Большинство убеждено, что покушение – дело рук Гизов или даже матери короля. Так или иначе, все опасаются, что будет война.

После этого Симону не разрешали даже нос из дому высунуть. К концу дня отец рискнул обойти ближайших соседей, чтобы узнать новости, однако вернулся, не услышав ничего определенного.

Настало утро субботы. Колиньи находился у себя дома. Старый герой потерял два пальца, но в остальном не пострадал. Он принимал посетителей. Адмирала навестили члены королевской семьи и заверили, что найдут человека, покушавшегося на его жизнь. Теперь боялись только реакции протестантов, которая могла быть действительно устрашающей, учитывая то, сколько рыцарей и всадников с протестантскими взглядами разместилось в зданиях Лувра. Но шли часы, ничего не происходило. Что бы ни думали протестанты, от активных действий они пока воздерживались.

Стоял долгий жаркий августовский день. С наступлением вечера на улицах сгустилась пыльная духота. Назавтра по календарю Католической церкви наступал день святого Варфоломея. И служанка, и подмастерье отца получили выходной и ушли к родным, поэтому Симон с родителями остались в доме совсем одни.

Когда стемнело, перед домиком Пьера Ренара раздался стук копыт. Маленькая семья, собравшаяся за столом, услышала, как всадник спешился и открыл входную дверь. Это оказался Ги, очень бледный.

– На, ты должен взять это! – обратился он к Пьеру и протянул кузену что-то белое, зажатое в кулаке.

Симон с любопытством смотрел, как отец берет странные тряпочки.

– Повяжите их на рукава. Все трое. И не снимайте. Даже спать ложитесь с ними. На рассвете услышите колокольный звон, и после этого из дому не выходите ни в коем случае. Что бы ни происходило на улице, дверь не открывайте – до тех пор, пока снова не зазвонят колокола. Но если по какой-то причине тебе, Пьер, все же придется выйти, обязательно убедись, что ты не забыл повязку. Не показывайся в городе без нее.

– В чем дело?

– Не спрашивай. И больше никому об этом не рассказывай. Я вообще не должен здесь находиться, но вы моя родня…

– Нам угрожает опасность?

– Нет. Только благодарите Господа, что Он в милости своей обратил вас в истинную веру. Но все равно сидите дома. И ни с кем не говорите.

Симон всматривался в отцовское лицо – очень серьезное и задумчивое.

– Это ужасно, – сказал он кузену Ги.

– Знаю.

– К нам могут прийти люди и попросить показать повязки?

– Такое возможно. – Он был мрачен. – Но маловероятно. Мы уже знаем, где живут все протестанты.

– Мы? Ты тоже участвуешь в этом?

– Я не говорю, что мне это нравится. – Ги повернулся, собираясь уходить. – Сделай, как я сказал тебе, кузен, – повторил он и скрылся за дверью.

Ночь прошла тихо. Семья спала в двух комнатах. Спальня Симона была крошечной, но в ней имелось квадратное окошко, которое выходило в аллею. Он крепко проспал несколько часов, и даже звон одинокого колокола где-то около Лувра его не разбудил. Вскоре звон подхватили другие колокольни, но Симон ничего не слышал.

И вдруг он резко сел в кровати. Он не знал, что разбудил его ужасный вопль. Посидев некоторое время, мальчик поднялся и встал у окна. Должно быть, уже занималось утро, но точнее при закрытых ставнях сказать было невозможно. Симон колебался. Он услышал, как по соседней улице проскакала группа всадников, но в их аллею не свернула. Мальчик на цыпочках подошел к двери. Звуки в глубине дома подсказали ему, что мать уже встала и хлопочет на кухне. Тогда он вернулся к окну и чуть-чуть приоткрыл ставни.

В аллее было пусто. Обычно каждое утро подмастерье первым делом открывал ворота соседнего сарая. Но сегодня было воскресенье, и они стояли запертыми. Однако Симон заметил нечто необычное: у обочины валялся какой-то мешок, судя по виду. Или что-то другое, ему было не разглядеть.

Потом он услышал странный звук рядом с домом. Почти под самым его окном кто-то возился – собака или кот, подумал Симон. Он подтянулся, лег животом на подоконник и выглянул наружу.

Это была темноволосая девочка. Моложе его на два-три года, насколько он мог понять, одетая только в ночную сорочку. Круглое личико было обращено прямо к нему. Глаза, полные ужаса, казались бездонными. Она дрожала и была бледна как привидение.