Но больше всего Ги любил историю о встрече короля Франциска с тем знаменитым забиякой, английским королем Генрихом VIII.

– Только представь, – восхищенно рассказывал он Симону, – для их свидания украсили целое поле, да так пышно, что его стали называть Полем золотой парчи. И вот англичанин Генрих, который был крепким и очень самонадеянным мужчиной, неожиданно вызвал Франциска на борцовский поединок. Они сошлись. Посмотреть на схватку собрались толпы людей. Но то ли Франциск оказался сильнее, то ли умел лучше бороться, а скорее всего – просто был умнее Генриха… Так или иначе, раз – и Генрих лежит в грязи. Он повергнут. Король Франциск победил его.

– Король Генрих рассердился?

– Он пришел в ярость. Но поделать ничего не мог. Он проиграл.

– Это тот король Генрих, у которого было шесть жен?

– Да. Но это ему не помогло. Он был ужасным человеком. Тогда как король Франциск был велик. И конечно же, – горделиво добавил Ги, – у него было множество прекрасных любовниц.

Подобно большинству французов, Ги одобрял любвеобильность правителей – это доказывало их мужественность и силу. Впрочем, из святого человека тоже может выйти неплохой король.

– Дядя Ги, зачем короли заводят любовниц? – спросил Симон.

– Чтобы поддержать честь Франции.

Мальчику Ги этого не говорил, но на самом деле в правлении Франциска I больше всего ему нравилось то, что в это время отец и дядя Робер заработали крупные состояния. Может, король и тратил много, однако братья Ренар, будучи поставщиками королевского двора, не упустили своего.

А вот дед Симона не преуспел. Дядя Робер даже звал его в долю, но Шарль отказался. В то достославное время, когда возможно было достичь любых высот, он умудрился потерять почти все свои деньги.

Теперь вот и его сын Пьер даже не пытался вернуть былое благосостояние. Он работал ровно столько, чтобы хватало на жизнь, и то едва-едва. Похоже, у него не было ни капли честолюбия. Помощи он никакой не желал. И вообще был какой-то вялый. Шли годы, и семья постепенно привыкла считать младшую ветвь Ренаров никчемными бедными родственниками. Но Пьеру было, по-видимому, все равно. Он всегда и всем был доволен.

Вот это-то и не давало Ги покоя. Он ничего не мог с собой поделать, уж очень много значила для него семья и ее положение. Ему становилось стыдно, если кто-то из родных терпел неудачи, и стремился как-то помочь.

– Ты молодец, что пытаешься что-то сделать, – сказал ему отец, – но боюсь, понапрасну теряешь время.

– Пьер безнадежен, – согласился Ги, – но мальчонка у него растет славный, и мне он кажется довольно смышленым.

Однажды, навещая родителей Симона, Ги случайно упомянул брак Сесиль Ренар и де Синя. Маленький Симон в изумлении поднял на отца глаза:

– Кто-то из нашей семьи породнился с аристократами?

– Ох, это случилось с одной очень богатой дамой, и было это сотни лет назад, – сказал ему Пьер. – К нам это не имеет никакого отношения.

Потом он отвел Ги в сторонку и мягко попросил:

– Пожалуйста, не забивай мальчику голову несбыточными мечтами. Мы теперь живем совсем в другом мире.

– Какие у тебя планы насчет Симона? – спросил как-то Ги у Пьера.

– У нас есть друг пекарь, и он предложил через пару лет взять Симона в ученики. Симону такая идея понравилась.

С тех пор Ги соблюдал осторожность. Что-нибудь сделать для Симона он сможет только в том случае, если не поссорится с его родителями. Поэтому он скрывал от Пьера свою досаду, но постоянно искал способы раздуть в Симоне искру честолюбия и любви к приключениям: рассказывал о великих героях-торговцах вроде реформатора Этьена Марселя, который строил укрепления города, о путешественниках, исследующих Новый Свет, о том, как тот или иной мелкий торговец разбогател благодаря усердию или сообразительности. Пока Ги не мог знать, приносят ли его старания хоть какие-то плоды, но попыток не бросал. Ведь он был Ренаром.

То есть не было ничего удивительного в том, что каждый раз при виде дома кузена он тайком ругал Пьера за то, что тот обрек его на все эти хлопоты.

Второй причиной недовольства Ги были события сегодняшнего дня. Он вообще не был уверен, что им стоит вести маленького Симона в центр города. Потому что Ги Ренар доверял своему чутью, а оно предрекало опасность.

В этом королевском бракосочетании было что-то очень подозрительное.

По пути мимо монастыря селестинок к берегу реки Ги держался настороже. Вдоль Сены тянулась защитная стена, но вскоре показался остров Сен-Луи – маленький и безлюдный, покрытый деревьями и пастбищами. Островок лежал чуть выше по течению от острова Сите, на котором высилась серая громада Нотр-Дама. Они миновали старую Гревскую набережную и врезающийся в воду причал с парой водяных мельниц. Дорогу заполняли толпы ярко одетых людей, и все шли в одном и том же направлении. Отражаясь в воде, у берега стояли высокие островерхие деревянные дома; их открытые галереи и балконы были увешаны праздничными гирляндами и лентами. По реке сплошным потоком плыли лодки и баржи.

Ги держал за руку маленького Симона, который с веселым интересом оглядывал все вокруг, рядом шел его отец. Пока ничего опасного Ги не заметил.

Церемония проводилась под роскошным навесом, натянутым над папертью Нотр-Дама, прямо у огромных западных ворот собора. Младшая сестра короля выходила замуж за своего родственника, Генриха Бурбонского, короля Наварры.

В какой-то степени для семьи невесты и для Франции это был династический брак – вероятно, вынужденный, потому что хотя оба брата невесты были живы и здоровы, ни у одного из них пока не было сыновей. Значит, в следующем поколении линия Валуа из древнего королевского рода Капетингов оборвется. Как оказалось, ближайшим по крови был один довольно дальний родственник. Бурбонская ветвь вела свою родословную от младшего сына того праведного короля Людовика, который два века назад построил Сент-Шапель. Отец жениха в свое время взял в жены королеву маленького горного королевства Наварра, которое лежало в Пиренеях между Францией и Испанией и которым теперь правил их сын Генрих. Так что, если Генрих Наваррский в самом деле унаследует трон Франции, ветви Бурбонов и Валуа вновь объединятся.