– Очень точно, – кивнул он.

Во время антракта они остались на местах и побеседовали. Она расспросила Роланда о сыне.

– Я отправил его в тот же лицей, в котором учился сам, но теперь не уверен, правильно ли поступил. Лицей всегда был очень консервативен, таким и остался по сей день. Может, мальчика следовало отдать в учебное заведение с более современными идеями. С другой стороны, мне кажется, здесь я могу лучше помочь сыну, так как понимаю, что от него потребуется.

– Ему нравится учеба?

– Говорит, что да.

– Тогда вы сделали все правильно, по-моему. Если бы вы не разделяли взглядов лицея и его преподавателей, то возникли бы определенные противоречия. Дети не всегда соглашаются с родителями, но им нравится, когда их родители удовлетворены своими решениями и своей жизнью в целом – если вы понимаете, что я имею в виду.

– Мне так важно было услышать эти слова.

Она видела, что виконт говорит искренне. «Да, – подумала она, – он хороший человек».

После представления Мари стала прощаться, так как хотела сразу пойти домой. Когда де Синь спросил, согласится ли она еще раз сходить с ним в Оперу, когда начнется новый сезон, она ответила:

– После столь восхитительного вечера, месье, я не смогу отказаться от приглашения.

– Через пару дней я уезжаю в поместье, мадам, но уже жду с нетерпением возвращения в сентябре, чтобы сходить с вами в Оперу.

Когда Мари пришла домой, в квартире было тихо, Клэр еще не вернулась. Закончив приготовления ко сну, Мари отослала горничную и прочих слуг спать, сказав, что сама дождется возвращения дочери.

Ей хотелось узнать, как Клэр провела вечер и понравился ли ей «Русский балет». Дягилев решил поставить в честь Олимпиады одноактный балет-феерию «Голубой экспресс», и этот спектакль был впервые показан всего четыре недели назад в Театре Елисейских Полей, который стоял около Сены. Весь Париж знал об огромном занавесе, созданном Пикассо, на котором были изображены две неуклюжие женщины, бегущие по пляжу.

Мари знала, что Клэр сумеет во всех красках передать свои впечатления от балета.

Прошел час. Мари предположила, что брат повел молодежь в ресторан или угощает их выпивкой у себя в квартире. Она позвонила ему.

Когда он ответил, по его голосу она поняла, что Марк спал.

– Я ищу Клэр, – сказала она.

– А, понятно. Они пошли в кафе с друзьями. С американцами.

– Куда?

– Откуда мне знать?

– Ты позволил Клэр уйти с молодым человеком неизвестно куда посреди ночи?

– Послушай, Мари… Она уже взрослая.

– Она приличная девушка! Ты разве не знаешь, как они должны себя вести? Хотя ты и не можешь этого знать, – добавила Мари с горечью, – ты же никогда не был с ними знаком.

– Чего ты теперь хочешь от меня?

– Чтобы ты нашел ее и привел домой. Чтобы не оставлял ее ночью наедине с мужчиной. Ах, Марк, у тебя совершенно нет чувства ответственности! – воскликнула она в отчаянии. – И никогда не было.

– Ну, с этим я уже ничего не могу поделать.

Голос у него был виноватый, но в нем слышалась и скука, отчего Мари пришла в еще большую ярость. И повесила трубку.

А потом стала ждать. Позднее она открыла окно гостиной, которое выходило на маленький балкон, откуда можно было видеть улицу в обоих направлениях. На Париж спустилась тишина. Время от времени в свете фонарей мелькала одинокая фигура, но город уже спал.

Где они сейчас? В кафе или в ночном клубе? Или гуляют вдоль Сены, так как ночь теплая? Может, стоят на одном из мостов? Лежит ли рука Фрэнка на плечах Клэр? Целует ли он ее? Или хуже того – не дома ли они у него? Способен ли он на такое? Конечно. Ведь он молодой мужчина.

Мари хотела выбежать на улицу и спасти дочь. Останавливало ее только то, что она не имела представления, где их искать. Она рисовала в своем воображении Фрэнка Хэдли, его высокую фигуру и непослушные густые волосы, точно такие же, какие были у его отца в молодости. Она вспоминала его глаза.

Вдруг, неожиданно для самой Мари, ее пронзило острое чувство. Оно захватило ее врасплох и полностью овладело ею, прежде чем она осознала, что происходит.

Она хотела Фрэнка Хэдли.

Какого Фрэнка – отца или сына? Она едва могла различить их. Прошлым вечером у брата ей показалось, будто к ней из прошлого шагнул тот Фрэнк, которого она знала. Теперь же она сама превратилась в себя молодую, словно множество слоев, из которых сложилась ее личность, растаяли и осталась сердцевина – та девушка, какой она была четверть века назад, почти не изменившаяся.

Потрясение, испытанное при встрече с Фрэнком, переросло в нечто другое – в страсть.

Желание. Ревность. Она хотела, чтобы он был с ней.

Может ли человек быть двумя разными личностями одновременно? Мари казалось, что она раздвоилась. Как мать, она стремилась защитить дочь от Фрэнка Хэдли. Но когда она думала о том, что Фрэнк и Клэр сейчас вместе, то переставала быть матерью. Она становилась женщиной, у которой соперница пыталась украсть возлюбленного. На эту соперницу Мари готова была наброситься с кулаками.