Теперь Макс напомнил отцу о том разговоре:

– Сталин – совсем не буржуа, отец. Он видит в Гитлере настоящую угрозу. Посмотри, что случилось этой весной. Гитлер ввел войска в Рейнскую область. Она называется демилитаризованной, и он нарушил договор Германии с европейскими государствами. Почему-то никто не придал этому большого значения, но после таких действий сомневаться не приходится: Гитлеру нельзя доверять и он намерен развязать войну. Сталин знает, что для защиты России от Гитлера ему нужны сильные союзники на Западе. Поэтому, по крайней мере в настоящее время, Россия готова дружить с буржуазией. Вот почему партия не хочет, чтобы здесь произошла революция. Нам нужно успокоить буржуазию – и здесь, и в других странах.

– Но поскольку рабочие создают комитеты на каждом предприятии, мы могли бы довести дело прямо до марксистского государства. Тогда у России будет истинный друг в лице марксистского режима во Франции, а не сборище боязливых буржуа.

– Знаю, отец. Троцкий говорит то же самое. Но это слишком рискованно, а значит, ошибочно.

– Революция – это всегда риск.

– Да. Но пока Россия – единственное марксистское государство. Нам нужно оберегать ее.

– И ради этого мы предадим наших трудящихся?

– Блюм готов дать им почти все, чего они хотят. Условия труда во Франции изменятся кардинально. Даже революционно.

– Нет, это не революция. Они готовы продолжать стачку. Поверь мне, я знаю. Они хотят полную смену строя.

– Да, но революция сейчас невозможна. Профсоюзные лидеры скажут им, что нужно согласиться на предложенную сделку и вернуться к работе. Все парни из Компартии будут направлены на поддержку профсоюзов.

– Я об этом ничего не слышал.

– Это решили только что.

– Где? Кто? Почему я не знаю?

И теперь настал момент открыть отцу худшее.

– Они знали, что ты скажешь, и поэтому с тобой не советовались.

– А вот ты, похоже, в курсе, – упавшим голосом произнес отец.

– Я работаю в «Юманите». Там все и узнал.

– Может оказаться, – с нажимом сказал Жак, – что некоторые рабочие откажутся выполнять ваши приказы.

Макс уставился в пол и промолчал. Его отец хмуро смотрел на него в ожидании, наконец спросил:

– Чего еще я не знаю?

И наконец, самое тяжелое. Но избежать удара все равно не удастся. Макс сделал глубокий вдох.

– Блюм собирает войска вокруг города. Я уверен, что они не понадобятся, – поспешно добавил Макс. – Но на всякий случай.

Отец уронил голову на грудь. Все тело высокого и крепкого старика как будто обмякло и сжалось.

– Войска. Против своего народа…

– Это всего лишь мера предосторожности.

Жак Ле Сур долго не говорил ни слова. Его взгляд был направлен на купол базилики Сакре-Кёр, стоящей на вершине холма, но трудно было сказать, видит он бледный силуэт или нет.

Значит, вот к чему все пришло. История сделала полный круг. Ле Суру показалось, что вся его жизнь вдруг стала иллюзией, иронией, облачком, тающим в голубом небе.

– Шестьдесят пять лет назад в Парижской коммуне мы впервые установили власть народа, – заговорил он наконец. – И она действовала. Но правительство прислало в город армию, и она была слишком хорошо вооружена. Коммунаров разбили. – Он покачал головой. – Мой отец был коммунаром. В последние, самые страшные недели погибло множество коммунаров. Часть из них убили на Монмартре. Моего отца – твоего деда – расстреляли на кладбище Пер-Лашез. Я поклялся отомстить семье того человека, который это сделал, но когда у меня появился шанс, я не сумел использовать его. – Он пожал плечами. – Оказалось, что я на это не способен. Но всю свою жизнь я посвятил тому, чтобы завершить работу отца. Те люди, которые уничтожили Коммуну, имели хотя бы одно оправдание: они ошибались, но искренне верили, что правы. Человек, который расстрелял моего отца, вероятно, думал, что выполняет свой долг перед Богом и Францией. Его сын, тот, кого я не сумел убить, всего лишь аристократ и буржуазный лакей, история сметет его и бросит в огонь. Но при этом он вел себя смело, и гордо, и честно, и у него был сын, которого он любил. Вот почему я не нажал на курок, когда мог это сделать. – Он поднялся и с горечью посмотрел на сына сверху вниз. – Сейчас у нас снова есть шанс, куда более реальный, чем все те, что когда-либо были, и вот я узнаю, что войска приводят не монархисты, не буржуа, а наши же соратники – социалисты и коммунисты. Всю жизнь я старался не опозорить память отца, и вот я узнаю, что мой сын на стороне предателей. Что ж, я ухожу искать храбрецов, которые встанут со мной, и, может, вместе мы бросим вызов армии и твоему предательству, а ты со своими русскими друзьями можешь посмотреть, как меня пронзит пуля.

С этими словами он повернулся и ушел. Макс знал, что ничего не может сделать. Ему оставалось только смотреть, как уходит отец, и гадать, не потерял ли он его навсегда.

К 1936 году «Приглашение к путешествию» прославилось в определенных кругах Парижа как очень необычное заведение. Оно было названо в честь известного стихотворения Бодлера из сборника «Цветы зла», рефрен которого описывал все то, чем заведение стремилось стать.

Чистота, красота, покой, роскошь. И сексуальное наслаждение. Была и еще одна деталь, которая и завоевала заведению его репутацию: оно постоянно менялось. Это был плод поистине творческого ума.

Творческого ума владелицы, мадам Луизы.

По мнению Луизы, французское правительство заняло исключительно разумную позицию по отношению к борделям. Оно регламентировало их деятельность. Действующие законы о борделях были приняты еще при великом императоре Наполеоне.

Нет, даже тогда идея контроля для Европы была ненова. В Средние века множество публичных домов вдоль южного берега лондонской реки Темзы контролировались их официальным покровителем – епископом Винчестерским, и он определял для них правила.