У Мари больше не стало работы. И она была одинока.

Нет никаких оснований жаловаться, внушала она сама себе. У нее есть брат и престарелые родители, а также невестка и племянники. И множество друзей. И любовник.

Но от единственного ее ребенка Мари отделяет океан, и внуки, когда те появятся в этом мире, тоже будут бесконечно далеки от нее. Магазин, заполнявший все ее дни и мысли, больше не существует. Ей нечем занять себя.

Роланд, читая ее мысли, снова сделал ей предложение, и на этот раз она приняла его. Потом он поступил очень умно: сделал вид, будто поместье находится в более запущенном состоянии, чем на самом деле. И замок, уверял он Мари, давно нуждается в ремонте. Итак, у нее появилась задача. Она снова ощутила свою полезность.

И правда, нужно было принять множество решений. Перво-наперво – что делать с особняком в Париже. При всех возможностях де Синя содержание дома становилось обременительным.

– Самым разумным выходом было бы постоянно жить в замке, а в Париже достаточно квартиры, – сказала мужу Мари.

– Я понятия не имею, как жить в квартире, – пожаловался Роланд.

Но она догадалась, что он прекрасно знает: так и надо поступить. А ее роль – роль жены из крупной буржуазии – состоит в том, чтобы все организовать, пока он будет говорить своим друзьям-аристократам, будто это она заставила его продать особняк. Поскольку большинство этих друзей уже сделали то же самое, у Роланда останется право считаться последним апологетом старого режима. Вообще же, очень мало кто мог позволить себе теперь держать особняк в Париже – несколько промышленников, крупные еврейские династии вроде Ротшильдов, которые владели великолепным дворцом возле Елисейских Полей, и горстка богатых еврейских семей, селившихся в окрестностях парка Монсо.

Но Мари придумала умный компромисс. В течение двух сезонов де Сини устраивали в особняке блестящие приемы. Это дало Роланду шанс показать свою жену всем старым друзьям и многим другим особам, которых Мари удалось пригласить. С ее организационным талантом и знанием мира моды она сделала эти приемы незабываемыми. Кульминацией стала вечеринка в честь сына Роланда.

Летом 1929 года они продали дом за огромную сумму. Три месяца спустя произошел крах Уолл-стрит. На следующий год за небольшую часть полученных от продажи дома денег они купили превосходную квартиру на близлежащей улице Бонапарта. Обставив ее лучшей мебелью из особняка, они получили фантастический результат.

Одновременно с этим Мари, не нарушая буколического очарования замка, что было бы равноценно акту вандализма, успела заново отделать гостиную в старой части дома, создала чудесную столовую и обновила несколько спален с помощью мебели, оставшейся от парижского особняка.

Ее отношения с замком сложились особенно счастливо. Еще до свадьбы Мари советовалась с Роландом, как ей следует обращаться с людьми в поместье, поскольку для нее это была совершенно новая сфера жизни.

– Когда ты приступала к работе в «Жозефине», – сказал он, – это было твое собственное творение, так что ты там была главной с самого начала. Но поместью уже несколько сот лет. Это как вступить в старый полк. Я бы посоветовал тебе спрашивать у всех, как делается то или иное. Пусть они примут тебя, и только потом можно будет думать о каких-то переменах.

Это был дельный совет, и Мари последовала ему. Все в поместье знали, что она была богатой и властной женщиной, и скрепя сердце готовились к нововведениям, а потому были очарованы, когда она, прибыв в замок, повела себя скромно и проявила готовность учиться.

Да, жизнь, в которую вступала Мари, была новой для нее. В старинной сводчатой кухне и кладовых замка она увидела вяленые окорока, говяжьи грудинки, кадки с молоком, а также плоды и овощи, и все это производилось в поместье. Ее муж уходил под вечер в свой лес и возвращался с голубями, которых подстрелил, когда птицы вылетали на закате «проводить солнце». Впервые в жизни Мари оказалась в настоящей сельской Франции, где человек и природа существуют бок о бок точно так же, как и тысячи лет до этого. Будучи на положении хозяйки замка, она тем не менее решила научиться всему, в том числе как освежевать зайца и ощипать фазана. Очень скоро ее муж, проходя мимо кухни, услышал доносящийся оттуда смех и понял, что его жена и повар нашли общий язык.

Возможно, самым счастливым днем для нее стал тот, когда Роланд пригласил ее родителей провести у них в замке несколько летних дней. Мать к тому времени стала уже настолько слаба, что поездка была ей не под силу, но отец принял приглашение.

Роланд все сделал наилучшим образом. Ужин утомил бы старого Жюля, поэтому Роланд устроил обед, на который пригласил кое-кого из соседей, и произнес прекрасную речь, приветствуя Жюля не только как тестя, но и как близкого друга своего покойного отца.

– На самом деле, – добавил виконт любезно, хотя слегка погрешил против истины, – если бы не внезапная смерть отца и не перевод моего полка на восток Франции, я мог бы попросить руки вашей дочери еще много лет назад. Но прежде чем я успел привести свои войска в боевой порядок, появился другой счастливчик и увел Мари.

Несмотря на почтенный возраст, старый Жюль был весьма бодр. Он с живым интересом ознакомился с поместьем, и Мари обнаружила, что о сельском хозяйстве ему известно гораздо больше, чем она предполагала. Перед отъездом он сказал:

– Я был так рад и горд, когда ты занялась «Жозефиной». Но теперь я не менее счастлив видеть тебя здесь. – Он улыбнулся. – Ты этого не знала, потому что была совсем малышкой, но раньше я очень любил бывать на фермах тех людей, с которыми мы вели дела. Потому что провинция – фермы, деревни и поместья, такие как ваше, – это и есть подлинная Франция, которой принадлежит сердце каждого француза.

Также Мари всерьез занялась верховой ездой. Роланд давал ей уроки, а каждое утро она выезжала на прогулку с конюхом. Очень скоро она уже начала брать невысокие барьеры. В местном лесу проводилась охота: добывали в основном оленей, иногда кабанов. Поскольку рельеф вокруг поместья был не слишком сложный, кроме мужчин, в охотничьей партии иногда бывало и две-три женщины. Однажды Роланд предложил Мари присоединиться к нему во время следующей охоты, и она, посомневавшись, согласилась. Но когда старший конюх с тревогой уточнил у нее, действительно ли она собирается поехать, она тут же отправилась к Роланду и спросила, не кажется ли мужу, что конюх недоволен ее участием в охоте. С огромным облегчением она услышала ответ Роланда: