Он кивнул:

– Забавно, но вы напоминаете мне мою мачеху.

– Чем же?

– Она тоже очень творчески управляла собственным делом.

– У мачех дурная репутация.

– Свою мачеху я люблю. И она сделала моего отца счастливым.

– Рада за них.

– У меня есть еще вопрос. Я заметил одну картину, когда вошел сюда. Женщина на ней очень похожа на вас.

– Вы тоже так считаете? Да, но это просто совпадение. Я купила этот портрет в одной галерее, потому что с ним вместе продавались два эскиза, что нечасто встретишь.

Луиза поднялась и встала у окна. Стоял ясный октябрьский день. С голубого неба еще светило на Париж осеннее солнце. Она любила это время года, но по воскресеньям ее часто посещала странная меланхолия.

– Вы не хотите пойти прогуляться? – внезапно спросила она.

Они прошлись по старинной улице Ренар, пересекли большое открытое пространство перед Ратушей и по мосту через Сену попали на остров Сите. Солнце уже опустилось к западу, Сена горела золотом, но в воздухе над водой чувствовалась прохлада, которая заставила Луизу зябко поежиться. Они остановились перед Нотр-Дамом.

– Для ужина еще рановато, но я проголодалась, – сказала Луиза.

Они нашли бистро. Там было лишь несколько туристов, и в спокойной обстановке Шарли и Луиза перекусили и поговорили обо всем, что приходило им в голову.

К концу ужина было очевидно, что Шарли заинтригован ею еще больше, чем в начале встречи. Луиза сказала, что хочет вернуться домой, и он настоял на том, чтобы проводить ее. Чего она и добивалась.

Их роман начался в тот же вечер. Обычно встречались они по воскресеньям. Иногда он возил ее куда-нибудь в своем «вуазене». Иногда они оставались в ее квартире, и тогда она готовила для него. Им всегда было о чем поговорить.

К концу года не осталось комнаты, в которой бы они не занимались любовью. В обществе они никогда не показывались вместе. Луиза подозревала, что Шарли не рассказывал отцу и мачехе о ее существовании. И это ничуть не задевало ее. У нее был совсем другой план.

И этот план сработал. Перед Пасхой 1938 года Луиза сообщила Шарли, что беременна.

– Думаю, это случилось в комнате Дикого Запада, – сказала она.

Оглядываясь назад, Мари сожалела, что не сделала больше, хотя понимала, что сделать больше не могла. Из-за Шарли его отец пережил столько боли! Правда, она знала, что мальчик этого не хотел.

Но какой смысл в сожалениях? Пришло время испытаний, и все изменилось.

Нельзя сказать, что Франция была совсем уж не готова к войне. Огромная линия оборонительных укреплений Мажино вдоль восточных границ была практически неприступна. Шестью годами ранее французская армия превосходила войска Гитлера и численностью, и вооружением. Даже если бы он напал три года назад, его все равно еще могли смять.

В 1936 году, когда Гитлер оккупировал часть Рейнской области и западные правительства согласились с этим, Мари говорила себе, что это, должно быть, к лучшему. В 1938 году, когда он оторвал приличный кусок от бедной Чехословакии, Франция и Британия закрыли глаза на свои соглашения с чехами и приняли в Мюнхене заверения Гитлера, что все его действия продиктованы стремлением к миру, Мари почувствовала себя неуютно.

Но по-настоящему она встревожилась после встречи с одним англичанином на приеме в Париже. Это был прямой как палка и немного желчный британский офицер, которого армия откомандировала в академию при французском генеральном штабе, где он преподавал военную разведку. Мари поинтересовалась, не беспокоит ли его ситуация с Гитлером.

– Конечно беспокоит, мадам. – Он прекрасно говорил по-французски.

– Вообще-то, считается, что Германии потребуется двадцать лет, чтобы подготовиться к войне, – сказала Мари.

– Да, мадам, так все говорят. И первоначальная оценка была, вероятно, точной. К сожалению, мы забываем, что эту цифру назвали сразу после Великой войны. То есть почти двадцать лет назад.

– Вы не верите, что намерения Гитлера исключительно мирные?

– Как я могу в это верить, когда в «Моей борьбе» прямо заявлено, что он хочет войны, и когда он перевооружает германскую армию с фантастической скоростью?

– Ваше мнение многие разделяют?

– Мой зять служит военным атташе в Польше. Он говорит, что в Восточной Европе все отлично понимают, чего хочет Гитлер. Наш военно-воздушный атташе в Берлине передал в Лондон, что все новые коммерческие и частные аэропорты, которые Гитлер строит в Германии, могут за несколько дней превратиться в военные. За это сообщение атташе с позором отозвали на родину.

– Знаете, я много лет жила в Англии и до сих пор слежу за тем, что происходит в британском парламенте. Мистер Черчилль тоже высказывает опасения из-за перевооружения германской армии, но его голос звучит так одиноко.