– Да, вы правы, организовать прогулку трудно, – согласился он, как только тетя Аделина описала ему проблему. – При обычных обстоятельствах мы не выпускаем наших постояльцев за пределы дома, – объяснил он Эдит и Тома, – потому что большинство из них слабы здоровьем, а кое-кто плохо ориентируется в пространстве. Мы ограничены в средствах и не можем нанять помощников, которые выводили бы их в город, а самостоятельные прогулки им не под силу. Только представьте, что будет, если мы позволим им бродить по всему Парижу. Но мадам Говри… – Он задумчиво подвигал бровями. – Она – особый случай. – Стряпчий взглянул на Тома. – Она действительно хочет выйти на улицу?

– Боюсь, она настроена очень решительно, месье. – Тома осознал, что невольно стал подражать манере речи семейства Ней, причем ничего не мог с этим поделать. – Мадам Говри играла в карты с моим братом. А теперь желает добраться до авеню Гранд-Арме, чтобы взглянуть на башню месье Эйфеля, хотя я не думаю, что башня ей понравится.

– А может, лучше сказать мадам Говри, что сегодня слишком холодно и ей стоит выбрать иной день для прогулки? – предложила Эдит.

– С любым другим постояльцем это было бы превосходным решением проблемы, – сказал месье Ней с едва заметной улыбкой. – Но мадам Говри не забудет, уверяю вас. – Он опять посмотрел на Тома. – Я не могу отвлекать от срочных дел Эдит и ее тетю. Не согласитесь ли вы с братом сопроводить нашу почтенную даму на авеню?

– С удовольствием. – Вот он, шанс оказать услугу. – Мы будем предельно осторожны.

– Благодарю вас, – сказал Ней. – Я зайду к мадам Говри и сам сообщу ей о нашей договоренности.

Братья Гаскон помогли почтенной даме спуститься по лестнице. Она настояла на том, чтобы идти самой, но два спутника, поддерживающие ее под руки, оказались как нельзя кстати. Ради такого случая была отперта парадная дверь.

– Тетя говорит, что в последний раз эту дверь открывали, когда мадам Говри впервые прибыла сюда, – шепнула Эдит на ухо Тома.

По ступеням крыльца они спустились на тротуар, и там юноши усадили мадам Говри в большое кресло-коляску, которое нашлось у месье Нея. Это было внушительное средство передвижения. Корпус кресла, покоящийся на двух больших боковых колесах и одном переднем, был сплетен из лозы и напоминал огромную корзину. Потребовалось несколько минут, чтобы устроить в нем мадам Говри, обернуть ее плечи шалью и накрыть ноги одеялом. Когда все было готово и Тома под взглядами провожающих толкнул коляску, она тронулась и медленно поплыла по тротуару, словно океанский корабль, покидающий порт.

Кресло-коляска оказалось тяжелым, и Тома с Люком толкали его по очереди. Мадам Говри, зарумянившаяся от холода, настороженно посматривала по сторонам. Они преодолели одну улицу, повернули на другую, миновали небольшую церковь. Мадам Говри заметила, что день морозный. Тома любезно осведомился, не желает ли она повернуть назад.

– Ни за что! – вскричала дама, но через минуту Тома увидел, что она прикрыла глаза.

Часть пути мадам Говри подремала, но уже проснулась к тому моменту, когда кресло выкатилось на широкую авеню Гранд-Арме.

Был тихий воскресный день. Деревья на улице стояли голые. Слева, в конце плавно взбирающейся на холм улицы, стояла Триумфальная арка, заполняя собой пустоту серого ноябрьского неба. Вдоль авеню тянулись два ряда длинных невысоких зданий, словно переглядываясь со своими двойниками напротив. По пустынной проезжей части изредка с грохотом прокатывались кареты. Пешеходов на тротуарах почти не было.

– Вот она, мадам. – Тома взмахнул рукой, указывая налево. – Вот башня.

Будь день солнечным, то лучи клонящегося к закату солнца облили бы конструкцию мягким светом, превращая в мощный готический шпиль, окутанный романтическими тайнами. Но солнца не было. Сооружение над крышами казалось мрачным скоплением балок, которые злыми железными пиками впивались в небо.

– О боже! – в ужасе вскричала старая дама. – Но это же кошмар! Это ужас! Она даже хуже, чем я себе представляла! – Она стукнула ладонью по плетеному сиденью. – О нет!

– Когда башню достроят… – начал Тома, но старая дама не слушала.

– Какой кошмар! – в ярости вопила мадам Говри. Она стала выбираться из шали и одеяла, как будто захотела подняться и броситься на оскорбляющую ее чувства башню, сломать ее голыми руками. – Их нужно остановить! – кричала она. – Немедленно остановить! Ах!

В конце концов она запуталась в своих покрывалах и откинулась на спинку кресла без сил. Тома перепугался и беспомощно смотрел на брата. Тот пожал плечами:

– Она выбрала неудачный день для осмотра башни.

После этого приступа гнева мадам Говри тяжело дышала, но потом, вероятно, впала в бессильное отчаяние от увиденного. Она молча лежала в кресле и дрожала. Тома постарался поровнее натянуть одеяло.

– Простите, мадам, – сказал он. – Вы хотите вернуться?

Но мадам Говри отказывалась отвечать ему. Он снова посмотрел на Люка в ожидании помощи, и брат склонился над креслом-коляской.