– Я была бы вам признательна, если бы вы задали мне как можно меньше вопросов. – Дрожь ее рук не вязалась с вежливым, но непреклонным тоном.

– Мисс Девлин, вы можете сказать, что хорошо знаете своих учеников? – спросила Наташа по возможности мягким голосом.

– Да. Возможно, лучше большинства учителей. – Она посмотрела на судью, нервно комкая носовой платок пухлыми пальцами. – У нас очень маленькие классы. Это хорошая маленькая школа.

– Как вы могли бы охарактеризовать Люси Перси?

Констанс Девлин задумалась.

– Ну, ее нельзя назвать открытым ребенком. Даже в первом классе она была застенчивой. Но она всегда казалась счастливой маленькой девочкой. Очень умная. Сильна в математике. Скорость ее чтения намного превышает средний уровень. – При мысли о ребенке учительница улыбнулась, но улыбка тотчас исчезла. – Но в прошлом году… она немного скатилась.

– Скатилась?

– Оценки стали хуже. Ей стало тяжело учиться.

– А характер у нее не изменился?

– На мой взгляд, она стала еще более замкнутой.

В зал вошел Бен и тихонько сел позади Наташи. Она ждала, что он протянет ей очередную записку, но вместо этого он подал папку со школьными отчетами. Ее мысли рассеялись. Мак, должно быть, уже в больнице. Если бы Сара была там, он бы позвонил?

– Здесь сказано, мисс Девлин, что Люси часто пропускала школу.

– Да, это так.

– В среднем пятнадцать дней за четверть. Ее родители знали об этом?

– Полагаю, да. Мы имели дело с миссис Перси.

– Имели дело с миссис Перси, – повторила Наташа. Она видела, как мистер Перси шептал что-то на ухо своему адвокату. – И как миссис Перси объясняла пропуски дочери?

– Ничего особенного. Как правило, она говорила, что Люси нездорова. Иногда – что у нее болит голова. Пару раз никак не объясняла.

– А что в школе думали по поводу пропусков?

– Мы были обеспокоены их большим количеством. И изменением в поведении Люси.

– Тем, что она стала замкнутой и отставала в учебе?

– Да.

– Мисс Девлин, как давно вы работаете учителем?

Женщина дышала более ровно, голос стал громче.

– Двадцать четыре года. – Она обвела глазами зал суда.

Наташа ободряюще улыбнулась:

– По вашему опыту, если поведение ребенка изменилось, он начал отставать в учебе и пропускает уроки, какой можно сделать вывод?

– Возражаю! – Симпсон вскочил. – Вы просите свидетеля экстраполировать.

– Я полагаю, ваша честь, опыт миссис Девлин в этой области ценен.

– Переформулируйте ваш вопрос, миссис Макколи.

– Мисс Девлин, по вашему опыту, может изменение поведения означать, что дома не все в порядке?

– Возражаю, ваша честь.

– Сядьте, мистер Симпсон. Миссис Макколи, сформулируйте вопрос иначе.

– В случаях, когда дома не все в порядке, на ваш взгляд, мисс Девлин, какие изменения в поведении ребенка, которые заметны в школе, наиболее характерны?

– Ну… – Мисс Девлин бросила смущенный взгляд на мистера Перси. – Вероятно, плохая успеваемость… возможно, замкнутость или плохое поведение. Может быть, и то и другое.

– За годы преподавательской работы приходилось ли вам учить детей, у которых, как вы знали, были проблемы дома?

– Да, конечно, – сказала она устало. – Боюсь, частная школа не может защитить детей от распада семьи.

– Мисс Девлин, если бы дома у Люси произошло нечто серьезное, даже серьезнее, чем травма из-за развода родителей, вы бы это поняли?

Повисла долгая пауза, такая долгая, что судья перестал писать и нетерпеливо постукивал ручкой. Наташа ждала, пока свидетель соберется с мыслями, и тем временем набросала Бену записку: Мак звонил?

Бен покачал головой.

– Мисс Девлин? – не вытерпел судья. – Вы слышали вопрос?

– Да, – отозвалась она тихим спокойным голосом. – Я слышала вопрос. Могу только ответить, что я не знаю.

Мать твою, сказала про себя Наташа.

Мисс Девлин положила руки на трибуну:

– Знаю только, что, если ребенок уходит в себя, он страдает. Все в поведении Люси – ее молчаливость, равнодушие к тому, что ей раньше нравилось, отдаление от подруг – говорит мне, что она страдает. – Она сделала глубокий вдох. – Но не знаю, отчего такие дети, как Люси, страдают, поскольку они недостаточно доверяют нам, чтобы поделиться. Они ничего не рассказывают учителям и родителям, потому что не уверены, что те не разозлятся, если услышат неприятное. Поэтому я скажу «нет», миссис Макколи. Они не рассказывают нам, потому что в половине случаев никто их все равно не слушает. – В зале суда сделалось очень тихо. Мисс Девлин теперь обращалась к родителям. У нее зарделись щеки, а голос стал громким и настойчивым. – Видите ли, я наблюдаю это неделю за неделей, год за годом. Я вижу, как мир этих детей разбивается вдребезги, их привычная жизнь распадается, а их даже не спросили. У них нет права выбирать, где жить, с кем проводить время, кто будет их новой мамой или новым папой. Да что там, иногда даже какая у них будет новая фамилия. А мы, учителя, так называемые образцы для подражания, должны говорить им: все нормально, это жизнь, им просто придется свыкнуться с этим. И конечно, чтобы они не запускали учебу.