Коня, подобного Бо, нечасто увидишь на заднем дворе в Восточном Лондоне. Он не был тяжелой ломовой лошадью с мохнатыми ногами или породистым иноходцем с овечьей шеей, которого можно быстро запрячь в двуколку, чтобы организовать подпольные бега на шоссе с двусторонним движением. Результаты заносятся в личные записные книжки, после чего кругленькие суммы, выигранные на незаконных пари, переходят из рук в руки. Не был он и хорошо обученной в школе верховой езды лошадью из Гайд-парка. Или одной из множества разновидностей низеньких крепких пони, черно-белых или коричневых, которые с разной степенью добродушия позволяли на себе ездить вниз по ступеням, перепрыгивать через пивные бочки или запихивать себя в лифт, чтобы потом их хозяева могли со смехом и гиканьем скакать по балконам многоквартирных домов.

Бо был Selle Francais, французским селем, ширококостной чистокровной верховой лошадью, с более крепкими ногами и более сильной спиной, чем предполагала эта порода. Он отличался спортивностью и уверенным шагом. Спина с короткой поясницей позволяла ему хорошо прыгать, а ласковый, почти как у собаки, нрав делал его уступчивым и добродушным. Его совершенно не беспокоил шум транспорта, и он не переносил одиночества. Ему быстро становилось скучно, и Пап'a повесил столько мячей на веревках у него в стойле, что Ковбой Джон шутил: старик, вероятно, прочит коняге место в баскетбольной лиге.

Другие дети у Сары в школе и во дворе получали удовольствие от подарков и сюрпризов, от гонок на угнанных автомобилях по пустырям, которых становилось все меньше; они тратили часы, чтобы вырядиться под какую-нибудь знаменитость, штудировали модные журналы с большей тщательностью, чем школьные учебники. Она ко всему этому была равнодушна. В первый раз надев на лошадь седло и вдохнув знакомый запах теплого тела и чистой кожи, обо всем другом она забыла.

Когда Сара ехала верхом на Бо, все неприятное, уродливое и удручающее исчезало. Она забывала, что была самой худенькой девочкой в классе, что ей одной ни к чему было носить лифчик, что только у нее и Рени, турчанки, с которой никто не разговаривал, не было мобильного телефона и компьютера. Забывала, что, кроме Пап'a, у нее никого нет на свете.

Если описать ее чувства к своей лошади, пока все складывалось хорошо, то это будет: благоговение перед ее могуществом, ощущение абсолютной силы под собой и восхищение тем, на что лошадь была способна ради нее. Бо плохо себя вел, только если она забывала, как правильно его попросить. Это случалось, когда ее беспокоили неприятности в школе, или ее мучила жажда, или она была усталой. Когда у них все получалось, он излучал такое добродушие, что у нее возникал комок в горле. Бо был ее, и он был особенный.

Тем, кто не разбирался в лошадях, Пап'a говорил, что он был как «роллс-ройс» по сравнению с трактором: все тонко настроено, все быстро реагирует, все элегантно. Разговаривать с ним следует тихим голосом, на него нельзя кричать, и его нельзя шлепать. С ним у вас происходит слияние ума и воли. Она просила Бо что-то сделать, тот сосредоточивался, напрягал мышцы, опускал массивную голову на грудь и делал. Его потолком был потолок Сары. Дедушка говорил, у Бо самое большое сердце, какое он встречал у лошади.

Так было не всегда. У Сары осталось два шрама на руке в форме полумесяца – след от укуса. Когда они приучали Бо к поводьям, случалось, он срывался с поводьев и скакал по парку, размахивая хвостом, будто знаменем. Испуганные мамочки с колясками визжа разбегались в разные стороны, а Пап'a громко молился на французском, чтобы лошадь не столкнулась с автомобилем. Каждый раз Пап'a говорил, что это Сара виновата. Иногда ей хотелось даже накричать на него. Но теперь она стала опытней и понимала его правоту.

Возможно, лошади формируются человеком в большей степени, чем другие создания. Они могут быть от природы пугливыми или строптивыми, но их реакция на окружающий мир определяется исключительно тем, как с ними обращаются. Ребенок даст вам второй шанс, потому что хочет быть любимым. Собака подойдет к вам, поджав хвост, даже если вы побили ее. Лошадь же не позволит приблизиться ни вам, ни кому-нибудь другому. Поэтому Пап'a никогда не повышал на Бо голоса. Никогда не выходил из себя и не отчаивался, даже если было очевидно, что Бо неуправляем и непослушен, как подросток.

Теперь он вырос, ему было восемь лет. Достаточно обучен, чтобы хорошо себя вести, достаточно умен, чтобы его шаг был летящим, элегантным. Чтобы увезти Сару из этого сутолочного города к ее будущему. Если Пап'a не ошибался, а ошибался он редко.

Опершись на швабру, Ковбой Джон смотрел сквозь ворота на парк, где девочка на лошади нарезала небольшие круги легким галопом, время от времени замедляя ход, чтобы похвалить лошадь или дать ей передохнуть. На ней не было головного убора – редкий акт неповиновения, поскольку дед не позволил бы ей сесть на этого коня с непокрытой головой. На солнце ее волосы ярко блестели, так же как круп лошади. Мимо нее на велосипеде проехал почтальон. Он что-то крикнул ей, она помахала ему рукой, не поворачивая головы, занятая своим делом.