Шрифт:
Ответ на указания — полное послушание. Поздравляя императрицу с новым, 1916 г. Николай пишет ей 31 декабря: «Если б только ты знала, как это поддерживает меня и как вознаграждает меня за мою (!) работу, ответственность (!), тревоги и пр. ... Право, не знаю, как бы я выдержал все это, если бы богу не было угодно дать мне тебя в жены и друзья. Я всерьез говорю это»9,5.
В 1916 г. диапазон прямого вмешательства царицы и Распутина в государственные дела все более расширяется. Фактически царица уже управляет страной. Она вызывает министров, принимает от них доклады и отдает распоряжения, против которых они не только не возражают, но которых просят. Причем делается это отнюдь не захватным порядком, а по горячему желанию самого царя. «Да, действительно, тебе надо быть моими глазами и ушами там, в столице, пока мне приходится сидеть здесь,— пишет он в Царское Село 23 сентября 1916 г.— На твоей обязанности лежит поддерживать согласие и единение среди министров — этим ты приносишь огромную пользу (!) мне и нашей стране! О бесценное Солнышко, я так счастлив, что ты наконец нашла себе подходящее (!) дело! Теперь я, конечно, буду спокоен и не буду мучить-
и и Q4
ся, по крайней мере о внутренних делах» .
В инструкциях царю супруга прежде всего заботится об укреплении позиций «Друга». «Держи мою записку перед собой,— пишет она 27 сентября 1916 г.— Наш Друг просил тебя переговорить по поводу всех этих вопросов с Протопоповым, и будет очень хорошо, если ты поговоришь с ним о нашем Друге и скажешь ему, что он должен слушать Его и доверять Его советам — пусть он почувствует, что ты не Избегаешь Его имени». Этот приказ повторяется снова, в конце письма: «Вели ему слушаться советов нашего Друга... пожалуйста, скажи это, пусть он видит, что ты Ему доверяешь, он знает Его. Держи эту бумагу перед собой»95.
Влияние Распутина к осени 1916 г. было так велико, что кажется неправдоподобным даже для историка, отдаленного от описываемых событий более чем полувеком. В этом отношении вызывает подлинное изумление факт, связанный с вмешательством «старца» в дела юго-западного фронта. Когда царь отдал Брусилову приказ о приостановке наступления, «Друг» остался «очень доволен» распоряжением «папы» и заявил: «Будет хорошо»96. Однако Брусилов сумел настоять на отмене приказа и продолжал наступление. Узнав об этом, царица телеграфировала: «Он очень расстроен тем, что не последовали твоему (!) плану... Твои мысли внушены свыше». Вслед за телеграммой полетело письмо: «Милый, наш Друг совершенно вне себя от того, что Брусилов не послушался твоего приказа о приостановке наступления. Он говорит, что тебе было внушено свыше (!) издать этот приказ... Надеется, что ты все же будешь настаивать на своем решении»97. В тот же день царь в ответ шлет письмо, где в извиняющемся тоне объясняет, почему изменил свое первоначальное решение и добавляет: «Эти подробности только для тебя одной — прошу тебя, дорогая! Передай Ему только: папа приказал принять разумные меры!»98 Но царица неумолима: «Ты должен на этом настоять — ты глава...»99 Спустя два дня царь сообщает: «Дорогая моя, Брусилов немедленно по получении моего приказания отдал распоряжение остановиться и только спросил, надо ли отсылать обратно прибывающие войска (этим и было обусловлено решение о продолжении наступления.— А. А.) или разрешить им продолжать их движение»10".
Отношение царя к Распутину явно отличалось от отношения жены, было гораздо более сдержанным и временами, как видно из переписки, даже скептическим. Очень верно и точно, на наш взгляд, различие в отношении супругов к разного рода юродивым и псевдосвятым вообще, к Распутину в частности, выразил Шавель- ский. «Если,— писал он,— разные „блаженные", юродивые и другие „прозорливцы" для императрицы были необходимы, то для него они не были лишни. Императрица не могла жить без них, он к ним скоро привыкал. Скоро он привык и к Распутину»101.
Французский посол Морис Палеолог отвечал на этот вопрос примерно также. «Имеет ли Распутин такую же власть над императором, как над императрицей?»—«Нет, и разница ощутительна», особенно тогда, когда «старец» вмешивается в политику. «Тогда Николай II облекается в молчание и осторожность, он избегает затруднительных вопросов; он откладывает решительные ответы, во всяком случае он подчиняется после большой внутренней борьбы, в которой его прирожденный ум очень часто одерживает верх. Но в отношении моральном и религиозном император глубочайшим образом подчиняется влиянию Распутина»102.
Родзянко, в свою очередь, настаивал на том, что, хотя императрица сумела расположить царя к Распутину и внушить доверие к нему, он, Родзянко, «на основании личного опыта» положительно утверждает, что «в тайниках души императора Николая II до последних дней его царствования все же шевелилось мучительное сомнение»10 3.
Если это так, то с полной очевидностью следует, что сам Распутин без царицы не мог бы иметь сколько-нибудь существенного влияния на политику Николая II. Более того, весьма сомнительно, чтобы он вообще мог уцелеть в качестве очередного «блаженного» при дворе при его наклонностях и образе жизни: царь под соответствующим давлением, о котором уже говорилось, не задумываясь, выдал бы его Джунковскому или Самарину и испытал бы при этом, вероятно, немалое облегчение. Николай, как мы видим, отлично понимал, да и императрица этого не только не скрывала, но ежеминутно подчеркивала, что ее советы и указания — это советы и указания «Друга»104.
Таким образом, все упиралось в царицу, и недаром те из окружения царя, которые понимали губительную роль Распутина и были озабочены сохранением престижа царской власти, решение проблемы видели в той или иной форме изоляции царя от его жены. Наиболее модной в этих кругах была мысль о заточении царицы в монастырь.
Итак, из всего изложенного следует, что формула «царем управляла царица, а ею—Распутин» полностью соответствовала действительности, как и тот факт, что это двойное подчинение касалось коренных вопросов внутренней и внешней политики: 1 состава правительства, характера управления страной и т. д.
Возникает, естественно, вопрос: чем объяснить причины и силу влияния «старца» на императрицу, а ее — на последнего россий* ского самодержца? Наблюдатели, и из числа тех, которых мы цитировали, и другие, объясняли неспособность Николая противог стоять напору истеричной супруги любовью к ней и бесхарактерностью.
Источник всепоглощающего влияния Распутина на царицу свидетели и современники усматривали в ее экзальтированном истерическом характере, который обусловливал также и ее мистицизм. Так, один из них писал: «Но тут возникает перед нами непонятный вопрос: как могло случиться, что иностранная принцесса, родившаяся в культурной западноевропейской среде и воспитанная при английском дворе в духе позитивизма и реализма, подпала под неограниченное влияние некультурного мужика, очутилась в таком мраке мистицизма и стала исповедовать столь отсталые взгляды на государственное правление?» Ответ был следующим: экзальтация и болезненная психика 10 5.