Первое время многие из моих посетителей пытались сохранить заведенный «порядок». Являлись на прием с кошелками, из которых откровенно выглядывали горлышки бутылок, закупоренных пробками из газетной бумаги... На их лицах отражались удивление и даже растерянность, когда они получали положительное решение, выданное «за просто так». Пытались как бы по забывчивости оставить принесенную мзду. Сложнее было отказывать. Не всем удавалось растолковать обоснованность отказа. Меня пробовали брать «измором», уговаривали, предлагали деньги. Затем увеличивали сумму, видимо, полагая, что мало предложили. Когда же убеждались, что это бесполезно, писали на меня жалобы. К счастью, начальство быстро распознало подоплеку таких жалоб, да и было их не так уж много.

С областными руководителями у меня установились нормальные отношения. Это были специалисты своего дела, и поездки в Пермь с отчетами не только не тяготили меня, а, наоборот, прибавляли опыта и знаний не только в строительном деле и архитектуре, но и в житейских вопросах.

Как только устроились мои дела, ко мне приехала мама. Я даже не сразу узнал ее, так сильно она изменилась и постарела. Отца я хоть мельком видел, когда вернулся из Австрии, а маму в последний раз видел, когда уходил на службу в армию, в ноябре 1939 года. С тех пор прошло уже почти семь лет. К сожалению, мои многочисленные служебные обязанности оставляли нам для общения мало времени. Первую половину дня я проводил в седле, объезжал строящиеся объекты. Потом — прием посетителей, совещания, комиссии. Вечерами допоздна — проектная работа. А тут еще меня вызвали в Пермь на семинар. Я чувствовал, как тяжело маме снова расставаться со мной, хотя она это тщательно скрывала, не желая быть помехой в моей работе. Уезжала она с надеждой на скорую встречу в Москве. <

Постепенно жизнь становилась сносной, и я вот-вот мог довольно органично вписаться во все прелести этой удивительной по нелепости системы. С переходом на работу архитектором при горисполкоме, я больше не числился закрепленным за угольной промышленностью, и моему возвращению домой вроде бы ничто не препятствовало. Но совершенно неожиданно меня пригласил к себе прокурор города. Его назначили сюда совсем недавно. Здешнего прокурора тихо перевели в другой район. Поговаривали, что за взятки и неумеренный произвол. Новый прокурор, Григорий Иванович, был моим ровесником, и попал сюда почти сразу после института. Он приветливо поздоровался и спросил: — Как вам работается в этой упряжке?.. Сами впряглись или заставили?.. — Затем доброжелательно признался: — Я сам еще не освоился со своей прокурорской должностью. На шахтах руководство нарушает все, что только можно нарушить. А спецкомендатура осуществляет надзор за ссыльными так, как будто они сданы им в бессрочное рабство...

Беседа принимала дружеский характер, и я подумал, что он пригласил меня, чтобы поближе познакомиться. Но вот он достал из ящика стола лист бумаги и протянул мне.

Это было заявление Пятигорца о незаконных, как он считал, действиях местного исполкома и моем самовольном уходе с предприятия, относящегося к угольной промышленности, что по действующему Положению должно рассматриваться как дезертирство...

— И что же вы собираетесь со мной сделать? — спросил я.

— Никакого нарушения в ваших действиях я не усматриваю. Больше того, в интересах города, считаю действия исполкома вполне оправданными. Во всех вопросах, касающихся наведения порядка в строительстве, можете рассчитывать на мою помощь. Будем работать в контакте: вы — не допускать нарушений в строительстве, я — нарушений законов и прав шахтеров. Думается, здесь это будет совсем не простым делом...

Я не понял, что он имел в виду. Но скоро убедился в реальности его предположений. Не прошло и года, как он был убит. Но об этом потом.

Строительство, которое вел Пятигорец, входило в сферу моего контроля. Я позвонил ему и попросил проехать со мной по его объектам.

Утром легкие сани уже ждали меня у дома, небольшой морозец слегка пощипывал лицо. Санный транспорт в эту пору был самым подходящим. Несколько минут хорошей рыси, и возница остановил лошадь перед конторой. Знакомая приемная. Здороваюсь с Раечкой. Она почему-то встала при моем появлении. Спрашиваю, у себя ли начальник?

— Он ждет вас.

И вот я снова в кабинете Пятигорца, где совсем недавно со мной обращались довольно бесцеремонно. Теперь мы поменялись ролями. Пятигорец вышел мне навстречу. Я предъявил свои полномочия, отпечатанные на бланке. Он сказал, что уже все знает и сожалеет, что все так «негарно» получилось, не сумел разобраться в человеке.

— Так мне дурню и надо, — резюмировал он.

Мне было неловко слышать это от человека значительно старше меня. И я сказал:

— Не будем поминать старое. Хотелось бы, чтобы у нас были деловые, дружеские отношения. Вы опытнее меня, и я рассчитываю на вашу помощь в работе. Ведь дело у нас общее. И ваша, и моя задача: дать людям хорошие дома. Так давайте решать эту задачу вместе.

Мы скрепили наш союз крепким рукопожатием и отправились на объекты.

Перед визитом к Пятигорцу я внимательно изучил всю документацию. Это помогло мне заметить на месте несколько отступлений от проекта.

Григорий Филимонович тут же давал указания об исправлении. На одном из строящихся домов я обратил внимание на беспокойное поведение прораба, когда его спросили, как выполнена конструкция перекрытия. Попросил вскрыть небольшой участок, и, действительно, обнаружилось отсутствие рулонной изоляции. Это было серьезное нарушение. Оно привело бы к постоянной сырости в помещениях. Выяснилось, что несколько десятков рулонов дефицитного пергамина, предназначенного для устройства изоляции, просто-напросто украли. Прораба отстранили от работы. После этого случая меня стали побаиваться бракоделы и жулики.

В тот день мы объехали с десяток строящихся объектов, а потом отправились на мебельный комбинат. Где изготавливались оконные и дверные блоки. Комбинат находился у края начинающейся тайги. Начальник комбината, Манаенко, худощавый, совершенно седой, хотя далеко не старый человек, провел нас по цехам. Мы увидели, как изготавливается мебель по специальным заказам. Я был поражен художественной фантазией, тонкостью вкуса и безукоризненным исполнением. Обращал на себя внимание необычный вид поверхности. Позже, в кабинете начальника я увидел множество наград, дипломов и грамот, присужденных комбинату. Как оказалось, его мебель украшает некоторые помещения Московского Кремля и других правительственных зданий.