Оно повлияло и на мою судьбу.

Осенней ночью был зверски убит прокурор города Григорий Иванович. Справедливый, честный человек, он за сравнительно небольшое время, что работал в городе, снискал уважение и любовь жителей (думаю, что такое с прокурорами бывало тогда крайне редко). Он смело вступил в борьбу с местными высокопоставленными чиновниками и за это поплатился жизнью. Вот как это произошло.

Григорий Иванович с женой был приглашен на свадьбу одного из работников горисполкома. Накануне он выехал на дальнюю шахту, находился там более суток и приехал с опозданием. Его жена пришла раньше. Много пила, а потом куда-то исчезла.

В городе все знали, что особой нравственностью она не отличалась, осуждали ее и жалели Григория Ивановича. Работала она заведующей продуктовой палаткой. Не раз знакомые предупреждали прокурора, что его жена путается с парнем из спецкомендатуры. Но Григорий Иванович и слышать об этом не хотел. Он приехал на свадьбу усталым и голодным. Ему тут же налили «штрафную» чарку водки. Обычно непьющий, он отказался, но его начали уговаривать выпить за счастье молодых. Он выпил чарку, с непривычки немного захмелел, и его начало клонить ко сну. Признался, что сутки не спал. Ему не стали мешать, решили: пусть отдохнет. К середине ночи, когда гости начали расходиться, и мы с Лидой тоже собрались уходить, решили взять с собой и Григория Ивановича, но не нашли его. Оказалось, что какой-то «доброжелатель» разбудил его и сказал: «Пока ты здесь спишь, твою жену хахаль из спецкомендатуры к себе в балок повел...»

Видели, как Григорий Иванович тут же поднялся и вышел на улицу. Он, видимо, знал, где живет этот охотник до чужих жен, и направился прямо к нему. Соседи были разбужены громким стуком и видели, как Григорий Иванович стучал в дверь. А потом дверь приоткрылась и прозвучали выстрелы. Прокурор упал. Когда собрались люди, он был уже мертв.

Следствие вел бывший прокурор Половинки. Убийца не предстал перед судом. Следствие квалифицировало его действия как вынужденные, в целях самообороны. Убийца якобы принял прокурора за грабителя...

Этой версии мало кто поверил. Было ясно, что Григорий Иванович попал в ловушку, ловко подстроенную против него. Капкан ставили профессионалы власти насильников. И разработка, и исполнение — все их, фирменное, без осечек...

Хоронили Григория Ивановича жители не только города, но и дальних поселков. Женщины плакали.

Для меня гибель Григория Ивановича была большим горем. Мы были друзьями, а кроме того, его смерть лишила меня опоры в работе, которая теперь стала далеко не безопасной. Особенно после того как я попытался в разговорах с очевидцами поставить под сомнение результаты расследования этого убийства. Мне показалось, что я тоже взят «на прицел».

Как-то зашел Виктор Иванович. Он был явно расстроен. Под большим секретом поведал, что его вызывали в спецкомендатуру и обязали следить за мной и докладывать о всех моих делах и разговорах. Пригрозили расправой в случае неповиновения. Почти одновременно такое же «задание» получила и Лида, а когда она с возмущением отказалась, ей угрожали, что загонят в шахту на самую тяжелую работу. Она пришла ко мне заплаканная и, как и Виктор Иванович, обо всем рассказала. Теперь я знал, во-первых, откуда ждать беды, а во-вторых, что у меня есть по крайней мере дьа верных друга, а это тоже что-нибудь да значило.

Между тем на работе у меня назревали осложнения с «удельным князем» — управляющим угольным трестом, лауреатом Сталинской премии Петюшкиным: я отказался подписать акты приемки нескольких недостроенных домов. Петюшкину акты были нужны, чтобы рапортовать об обеспечении шахтеров благоустроенным жильем, хотя в некоторых домах были только стены, а строительство других вообще было законсервировано.

Петюшкин вызвал меня в свой кабинет. Поговаривали, что в задней стене этого кабинета была дверь, замаскированная под книжный шкаф. Дверь вела в просторный будуар с зеркалами и роскошной, из карельской березы, двуспальной кроватью. Ходили слухи, что в этот будуар агенты «по снабжению» доставляли Петюшкину молоденьких девушек. Удостоенные этой «чести» одаривались богатым продовольственным пайком или обещанием хорошей, легкой работы. Но каждую предупреждали, чтобы держала язык за зубами, если не хочет стать жертвой несчастного случая в шахте.

Внешне Петюшкин выглядел, как теперь говорят, респектабельно. Его грузное тело покоилось в удобном кресле. На нем был полувоенный френч защитного цвета, такого же фасона, как у Сталина на большом портрете над потайной дверью. Над застегнутым воротником управляющего нависали жирные складки. Толстые лоснящиеся щеки зажали с обеих сторон маленький нос, из-за чего, очевидно, Петюшкин все время громко сопел. Щеки наплыли и на глаза, оставив лишь две узкие щелки

Не отвечая на мое «здравствуйте», он просопел:

— Ты что же это себе позволяешь? Запомни, хозяин здесь я!

И ты будешь делать так, как нужно мне. Иди, и чтоб акты приемки домов были сегодня же подписаны.

Заметив, что я хочу возразить, тут же добавил:

— Впрочем, можешь не подписывать, обойдемся без тебя.

И, действительно, акты приемки подписали все члены комиссии, а вместо моей подписи стояла подпись заместителя председателя горисполкома.

Тучи сгущались. Главная моя поддержка и опора — Николай Иванович Типикин не сработался с первым секретарем горкома, и его перевели в другой город.